– Жаль, что ты не решил сразу, – Омар поднялся, – твоя жена еще в самолете. Она – гарантия моей безопасности. Ведь ты не станешь рисковать ее жизнью.
– Я тебя… – Загорский сжал кулаки.
– Я тебя прекрасно понимаю, – перебил его Омар, – сейчас я свяжусь со своим человеком на аэродроме и узнаю, как идут дела. Если все в порядке, то через два часа вас отпустят, – и, добавив, сказал: – И твою Ларису тоже. Ее, по-моему, так зовут? Мои люди уже успели с ней познакомиться.
– Ты подонок, – вспылил Загорский.
Он хотел было подняться на ноги, но боль не дала ему этого сделать.
– Смотри, будь осторожен в выражениях. Ты не о том подумал. Простое знакомство. Но простое знакомство с твоей женой может перерасти в нечто большее, – пригрозил Омар.
И тут в шатре зазвучал сигнал телефона, такой нереальный в здешней глуши. Бригадный генерал достал из кармана спутниковый телефон, глянул на номер. Мустафа сам выходил на связь, а это могло означать только одно, что русский десант уже складывает оружие. Омар ответил ему без промедления.
Капитан Вежновец стоял у разбитого окна заброшенного контрольно-диспетчерского пункта и молча смотрел на то, как два десантника несут от самолета бесчувственное тело Мустафы. Третий шагал позади, бережно держа что-то в руках.
Старый полуразвалившийся КДП присмотрел прапорщик. Когда он возвращался, проводив комбата к самолету, его внимание привлекла облезлая бетонная будка. Развалюха одиноко стояла чуть ли не посреди огромного бетонного поля и могла вместить в себя с десяток человек, да и подход к ней со стороны временного лагеря десантников был неплохой, пробраться можно было незамеченным по канаве для дождевой воды.
Прапорщик мгновенно оценил то стратегически выгодное положение, которое она занимала – отсюда прекрасно обозревался самолет, в то время как наблюдатель мог оставаться незамеченным. Тотчас же после ухода Барханова весь оставшийся командный состав в лице чекиста, прапорщика и радиста переместился в нее, устроив здесь нечто вроде временного штаба. Правда, зияющие дыры в пустых приборных панелях, оставшиеся на месте давно снятой аппаратуры и груды разного металлического хлама, разбросанного по всем углам, не придавали новому командному центру солидности. Он скорее напоминал временное пристанище для бомжей. Однако рады были и дырявой крыше над головой, и четырем стенам со свисающей, оборванной, давно обесточенной проводкой. Теперь имелось укрытие от ночного промозглого ветра и палящего дневного зноя, но самое главное было то, что серебристый авиалайнер просматривался отсюда как на ладони.
