Вернулся он спустя несколько минут, задыхающийся, бледный и потный.
– Э-э, все в порядке, товарищ генерал? – осведомился один из десантников, старательно отводя взгляд.
В ответ Бубенчиков злобно хрюкнул и попытался влезть в БТР самостоятельно, умудрившись при этом задеть макушкой край люка.
Увидев пробирающегося к нему взбешенного Бубенчикова, Лева Шойфет страшно захотел съежиться и вообще оказаться как можно дальше. Впрочем, к его превеликой радости, замполит не обратил на него никакого внимания – он плюхнулся на свое сиденье, посопел несколько минут и замер с полуоткрытым ртом, глубоко о чем-то задумавшись. Лингвист неслышно вздохнул и в очередной раз попытался перетолмачить основные тезисы замполитовской речи (врученные ему только утром, сразу после завтрака) на эвейнский язык, не слишком приспособленный для демагогии.
Бубенчиков же в очередной раз вспоминал жаркий августовский день 56-го, когда он, тогда еще всего лишь капитан, сидя на броне танка, въезжал в спящий Будапешт.
Тогда ему повезло – если можно назвать везением пущенный каким-то метким венгром обломок кирпича. Ну, пришлось с месяц поваляться в госпитале, зато боевой орден за ранение!
Впрочем, кроме ордена и швейной машинки бывший замполит батальона 35-ймотострелковой дивизии вывез из Венгрии еще кое-что. А именно – твердую убежденность в том, что Советскую Армию нельзя посылать с миссией братской помощи в страны с более высоким уровнем жизни. Потому что столкновение с тлетворным духом развращенной буржуазии действовало на бубенчиковских подопечных настолько деморализующе, что не помогали никакие дисциплинарные меры.
Нельзя сказать, чтобы замполит Бубенчиков был дурным или злым человеком. Покуда его подчиненные не пересекали границ одной шестой части суши, он пользовался у них и любовью, и уважением. Хотя большая часть бубенчиковской карьеры после Чехословакии протекала в недрах ГлавПУРа, он еще помнил, что во времена гарнизонных сидений по его ведомству проходила не только идеологическая работа, и, чтобы обеспечить своим "ребятам" устойчивое положение на личном фронте, замполит порой планировал и осуществлял операции почище суворовских. Начальство Бубенчикова недолюбливало за непробиваемое упрямство, которое сам генерал-майор предпочитал называть "бескомпромиссностью", и предпочло сбагрить с рук, отрекомендовав его идеологическим работником, исключительно подходящим для нужд операции "Шеллак".
А замполита глодала старая обида на венгров, которые почему-то предпочитали верить своим продавшимся мировому империализму лидерам, а не ему, советскому капитану, а заодно и на тех неустойчивых типов, которые после общения с венграми начинали задавать неправильные вопросы.
