Однажды я проходила с четырехлетним сыном мимо большого перекрестка почти в центре города. Издалека мы увидели автомобиль, раскачивающийся под руками воинствующей молодежи. В машине сидели четверо белых мужчин, которые тихо разговаривали между собой по-русски. Я поняла, что это работники советского посольства. Я с сыном подошла к милиционеру и показала ему на толпу: «Сообщите, пожалуйста, в ваш участок и скажите, что может произойти международный скандал». Он уперся в меня удивленным взглядом и спросил: «А вам какое дело? Это революционные массы хотят проучить современных ревизионистов». Он вынул из кармана записную книжку и приготовился записывать мое имя и место работы. Я слегка ущипнула сына, он заплакал, и мы быстро удалились восвояси.
Избиения и убийства на улицах переместились в учреждения. В Пекинском университете студенты мазали грязью и тушью лица и руки профессоров, в знаменитом университете Цинхуа студенты заставляли профессоров стоять по целым дням на коленях. Цзян Цин провозгласила лозунг: «Атакуйте словами, защищайтесь силой!» Группа учениц средней школы забралась в старый монастырь в Восточном районе Пекина, где доживали последние годы восемь голландских монахинь, и всех перебила. Трупы бедных старушек были выставлены на улицу, и несколько дней никто их не убирал. Пекин, да и вся страна, стали кровавым побоищем. Подстрекаемая Председателем Мао и его соратниками озверевшая толпа жаждала все больше и больше крови.
Тогда я не могла понять, что происходит на самом деле, потому что и в верхах творилось что-то непонятное. В правительственной резиденции — дворце Чжуннаньхай — устраивали «митинги борьбы» не только против Лю Шаоци и Дэн Сяопина, которых в то время считали врагами номер один и номер два, но и против народного любимца — генералиссимуса Чжу Дэ. Вокруг самого дворца дни и ночи бушевала «народная месть»: бунтовщики почти всех учебных заведений соорудили палатки, из которых круглосуточно выкрикивали в рупор лозунги и передавали воинственные песни на стихи Председателя Мао.
Как раз в это время нужно было в срочном порядке перевести на все главные иностранные языки «драгоценную красную книжку», как тогда называли «Цитатник Председателя Мао». Все группы нашего отдела с головой ушли в работу, которая шла и днем и ночью, соревновались, кто раньше и точнее выполнит срочную задачу «Центральной группы руководства ‘культурной революцией’». После этой книжки последовали бесконечные «наивысшие указания» Мао и «новейшие указания» его заместителя Линь Бяо. Каждый раз после напряженной срочной работы, будь то день или ночь, мы, как и все население Пекина, должны были выходить на демонстрации в честь опубликования этих «указаний». Все улицы Пекина, да и не только Пекина, были расцвечены красными знаменами и длинными полотнищами, на которых были написаны новые изречения Мао и Линя. Тогда это называлось «красными морями и океанами». Все до одного участники демонстраций обязаны были, идя по улицам, размахивать «драгоценной красной книжкой». Да что говорить о простых людях, если даже Линь Бяо, Чжоу Эньлай, Кан Шэн, Цзян Цин и другие руководители «культурной революции» появлялись перед революционными массами только с этой «драгоценной красной книжкой» и, размахивая ею, кричали: «Да здравствует Председатель Мао! Да здравствует наш великий вождь, великий учитель, великий кормчий Председатель Мао! Пусть проживет Председатель Мао десять тысяч лет! Десять тысяч лет!» Совсем как в древние времена выкрикивали пожелания императорам. Древняя нация свихнулась!
