— в любой конец Одессы. Проигрывал партию за партией, но молчание Федьки, взгляд из-под нависших бровей согревали душу. Или бродил среди мусора и отходов по пляжам от Зеленого мыса аж до Ланжерона — бабка просила. Походи, вдруг найдешь Кору. Она как ночной мотылек к лампе — на пляж, только на пляж. Как ночной мотылек. Пошла на пляж и не вернулась. Километры грязных унылых пляжей. Кое-где горят костры, греются всякие. Этих он обходил стороной. А может, как раз там надо спрашивать? Чуть дальше качалка под открытым небом, широкоплечие юнцы ворочают тяжести, матерятся, смеются, отхлебывают пиво из банок, сгибаются-разгибаются на скамьях. Он останавливался посмотреть. Ветер с моря соленый, теплый. Аркадия, Малый Фонтан. И снова Отрада. Со скрипом раскачивались на ветру креслица канатной дороги. Кора. Повстречайся она ему, может, сказала бы, где искать отца, чтобы отдал деньги. Повстречайся ему, он бы, может, рассказал ей про сухого анонимного алкоголика. Про себя и про ребенка, которого у него забрали. Нет смысла тут ходить — пропавшего человека надо искать в толпе, молодых тянет в толпу, кому охота шляться по пустырям, кого прельстит эта приморская помойка, где только бумаги да пакеты летают… Если бы он ее встретил, если б узнал по глазам с фотокарточки… ничего бы он ей не сказал. И она не захотела бы слушать, что да почему, какой-то тип из Седльце, из Польши, анонимный алкоголик — чего тут понадобилось анонимному алкоголику? Ну, познакомился он с Игорем Вехтой в Мельнике — и что с того? Тут нужно пить, тут дешево, тут в два часа ночи на Мясоедовской, на Французском бульваре открывается оконце в покосившейся хибарке — стаканы с вином, стаканы с водкой выстроились, как солдаты, ждут… Старик в крымской тюбетейке сидит, протягивает руку, улыбается, как родному брату, — купи!
Он возвращался усталый, с головой, просквожённой ветром, с морем и кораблями на рейде в глазах. С рассказами о себе, которые некому было рассказать. С рассказами о пропавшей: коли не возвращается, значит, либо не хочет, либо не может. Ну а если, допустим, он ее найдет — и что? А ничего. Похитили ее в проститутки в Стамбул или Мюнхен, а то и сама, пройда, выбрала сладкую жизнь. Тут всегда торговали женщинами, Федька говорил, где-то в Нерубайском[7] есть туннели, как катакомбы, там этих женщин держали, потом под землей прямиком в порт — и на корабли. Шито-крыто. Кора… полжизни в подземном Гадесе, вроде бы, сходится. Он возвращался ни с чем, понятно было, что не найдет. Только каждый раз этот немой старухин вопрос… Бабка Смитнова ждала с чаем, с пирожками; бывала и рыба с капустой. Ставила на стол, смотрела в глаза. Так смотрела, будто он был свой.
