Имена в колонке были нашими, имена одноклассников, с первого до последнего, абсолютно все.
При виде букв, которыми они были написаны, у меня поползли мурашки по спине, а руки похолодели и перестали слушаться.
То были не аккуратные и педантичные кружочки и квадратики, а почерк каждого, наши росписи со всеми их особенностями, будто каждый из нас сам расписался в тетради Гаспары Стампы.
На самом деле если бы кто-нибудь расписывался, я бы знал. К тому же, случись подобное, я бы запомнил, как в конце списка, под всеми остальными поставил и свое имя. Ведь оно стояло там, мое имя, росчерком небесно-голубых чернил, тонкое, словно жилка на лбу новорожденного.
Заглавное, пузатое «Д», низенькое «ж» с полупрозрачной перемычкой, узкое «о», «р», похожее на «о», снова заглавное «Д» с вытянутой книзу заостренной петелькой, снова «и», сломанное, потому что ручка в этот момент отрывалась от бумаги и взлетала, еще одно «о», овальное, с наклоном.
Затем, через небольшой промежуток, заглавное «В», — одно полукружие сплюснуто, другое кренилось вправо; «а» сразу же теряло ножку и выглядело висячей дыркой в воздухе, «с» — словно ребро, словно клюв, и вновь «а», не буква, а призрак гласной буквы, гипотеза, предчувствие, ибо взрослые не ставят подпись ровно, не соблюдают строку, она соскальзывает как одеяние, взрослые смело обращаются со словами, без оглядки на правописание (ибо они знают, что подпись будет элегантной и в то же время небрежной, стремительной и хищной, подпись-коготь, который цепляет и рвет).
Перемена заканчивалась, еще немного — и все вернутся в класс, в том числе Гаспара Стампа на коляске, толкаемой кем-то из ребят.
Я стал искать глазами на уровне «В» ее подпись, но не находил. Класс постепенно заполнялся, за спиной скрип коляски слышался все отчетливей, я отступил на шаг, прикинувшись, что гляжу в окно. Напоследок вновь пробежал список сверху донизу. На уровне «С», выведенное буквами, сплетенными, казалось, из жженых волос, я прочитал: Гаспара Стампа.
Мне стало стыдно.
В тот день в семь вечера, я слонялся по виа Нотарбартоло. В Монделло вечером я собирался встретиться с друзьями, до автобуса оставалось еще полтора часа. За это время я бы успел купить кроссовки, но с собой у меня было мало денег, а магазины уже закрывались.
Останавливаясь у каждой витрины, я дошел до площади Оттавио Дзиино. От нечего делать заглянул в пиццерию «Братья Ди Джованни», хотя есть не хотелось. Забегаловка почти пустовала, если не считать парочки в углу и еще двоих за разными столиками.
