Жасмин | страница 49



- Зачем мне это, - говорю, - ни суда ни следствия не будет. И денег не возьму. Я художник, Афанасий, мне от этих ничего не нужно, хочу только подальше быть.

Сказал и удивился, откуда взял, ведь не было тебя со мной. Наверное, ты прав, Малов, пора мне своим умом жить, пусть небольшим, да?..

- Не дури, Саша, ну, не общайся, но деньги-то возьми. Малов, может, и живой, но не вечный, и у тебя здоровье... кто знает, как повернется... Могут пригодиться, мир на них стоит.

- Может у них и стоит, а не возьму. Давай ключ, и до понедельника.

- Нет, погоди... - и я вижу, Малов, он переживает, а не просто так, у человека сердце еще теплое.

Подскакивает к холодильнику - "дома ведь шаром покати, знаю, так что бери... вот, осетровые хвосты, отваришь, это вещь, скажу тебе!"

Холодильник у него раздулся, едва выдерживает напор особых продуктов питания.

Ну, я решил, не надо до конца человека обижать, правда, Малов?.. И взял два хвоста, они только называются так, хвосты, а сами больше другой рыбы, шипастые, кожа каменная, а на срезе сочное красное мясо. Мне сто лет не нужны, тошнит смертельно, тоскливая гадость на языке, но эти хвосты для Жасмина и котов находка. И я взял, Малов, а потом от них заработал неприятности.

Но это впереди, рассказ не кончен, слушай!..

Выразил спасибо ему, взял хвосты и пошел. А он мне вслед тихо так говорит:

- Ты прости меня, Саша...

Я удивился - за что?

- Купить хотел...

Я не знал, что ответить, "да ничего, ерунда", - и к двери.

Вдруг обернулся, не знаю почему, и говорю:

-И ты меня прости.

Он изумился - "за что?.."

- Ты лучше, чем я думал.

У секретарши полиэтиленовый пакет выпросил, чтобы рыбьи конечности донести, каждая килограмма полтора, наверное.

Иду и думаю - все нормально, Саша, премию ты заслужил, судиться покупаться не стал, и правильно, не пачкайся... Один дом или два, разница невелика... если к понедельнику оклемаюсь.

Снег тонкий еще, с ним легко, а может и сам растает.

x x x

А день, хотя в разгаре, для меня только начинается, самый длинный в жизни оказался. Таких дней у меня было всего - ну, три, четыре... Когда попался в серый мешок, мальчишечка... когда вылупился заново на свет и мама умерла, два события сразу... когда мы притащили Жасмина... когда ты уехал... и сегодня, самый тяжелый в жизни день.

Дорожка моя любимая заброшенная лежит, скользкая, грязная... Тяжело видеть это безобразие, в печальном настроении вхожу в подъезд.

И тут же слышу жалобный крик кота или котенка, а люди ходят и никто ничего!.. Похоже, высоко... Поднялся на лифте, вижу - между восьмым и девятым этажом, за сеткой, отгораживающей лифт, котенок стоит. Как он в шахту мог попасть, без человеческой руки невозможно это!.. Изнутри на сетке стальные уголки, может заметил, сантиметров восемь шириной, и он на одном стоит, к сетке прижался и орет. Рядом с ним то и дело проплывает лифт, махина с грохотом и вонью стальной, чуть не задевает его, и ясно, он долго не продержится, упадет в шахту с большой высоты, а может лифт его зацепит, искалечит, раздавит... Меня в жар бросило, и я мог его раздавить!.. А люди не хотят слышать, понимать - спокойно садятся в лифт и едут себе, им, видишь ли, спешить надо!.. Я бегом вниз, на первом у меня весь инструмент, там ножницы по металлу. Дверь открыл, почему-то темно... Забыл, что в день аварии выкрутил пробки, чинил розетку, представляешь, Малов, я - забыл! Ты бы посмеялся - "Саша, становишься нормальным человеком...", а мне не до смеха, наощупь схватил с полки ножницы и наверх. Ехать лифтом духу не хватило, пешком бежал. Тяжело далось, ослабел, притащился весь в поту, в спине тяжелый камень ворочается, давит, перед глазами черные запятые бесятся.