Но исторически вопрос стоял не о движении России «навстречу западному миру», а о движении западного мира в Россию, и вовсе не с культуртрегерскими целями. Возникли планы ее завоевания. Польша, которой отведена была роль форпоста католической экспансии на Востоке, столетиями лелеяла эту мечту. Ее необычайно раздражал ввоз европейского оружия в Московское государство, по каковой причине английская королева Елизавета подверглась упрекам польского короля, обвинявшего ее в прегрешении перед всем миром за то, что позволила своим купцам продавать оружие «врагу рода человеческого». Не чужд был идеи захвата Московии и германский мир. Из недр его вышел один из наиболее ранних завоевательных планов, принадлежавший немцу Генриху Штадену. Он заключал не только захват городов и земель, но также истребление населения. Штаден предложил и метод этого истребления — привязывать московитов к бревнам и топить в реках и озерах.
План Штадена относится к концу XVI века, уже в начале XVII-го Европа делает попытку фактического захвата России. И она почти удалась. Поляки завладели Москвой, шведы — северо-западом во главе с Новгородом, а север и Поволжье облюбовали себе англичане. Королевский совет в Лондоне постановил, чтобы земли вдоль Северной Двины и Волжского понизовья с городами Архангельском, Холмогорами, Устюгом, Тотьмой, Вологдой, Ярославлем, Нижним Новгородом, Казанью и Астраханью должны отойти под протекторат короля Якова I.
Послана была в Архангельск под видом торговли вооруженная экспедиция, и посланы были Джон Мерик и Вильям Россель — то ли торговцы, то ли дипломаты — для руководства и осуществления предприятия. Но прибыли слишком поздно. Смута на Руси кончалась. В Москве сидел новый царь. И Джону Мерику ничего не оставалось, как принести ему поздравления.
Профессор О. Л. Вайнштейн в своей книге «Россия и Тридцатилетняя война» показал, что датский король в 1622 г. пытался захватить русские земли на Кольском полуострове. «Скорее бы нам разделаться с этими русскими!» — писал король своему канцлеру.
Окруженная врагами Русь не умела воевать, не располагала ни регулярной армией, ни хорошим оружием, не знала военной науки.
Как не вспомнить обо всем этом, когда слышишь наивные рассуждения о постепенном культурном преображении России, если бы не было неистовых порывов Петра, его бурных темпов!
Пётр был человеком гениальной интуиции и природного ума. Достигнув юношеского возраста, он не только понимал необходимость европеизации России,— это понимали многие до него; но он понимал то, чего другие не понимали — необходимость быстрых решительных действий в этом направлении. Короткий срок был дан Московской Руси для ее возрождения, и возрождение было возможно только путем предельного напряжения сил, чем то вроде взрыва. Европейскую культуру надо было брать с боя, как с боя было взято православие и византийская образованность при Владимире Святом.
