Хотя должен признаться — вставить первый раз Кристине было трудновато. Казалось бы, ну что такого? Я и раньше трахался с кем попало, наутро посмотришь — жуть! Но те бабы хотя бы молодые. Кожа у Кристины как бумага. Сухая и щетинистая, вся в коричневых пятнышках и отстает от мяса. Когда гладишь её тело (а иначе нельзя), невозможно возбудиться, кажется, что ласкаешь плохо щипанную курицу. Поэтому я принимаю таблетки, чтобы стоял. Много проблем. Например, Кристина очень ревнива, она ненавидит, когда я смотрю на молодых женщин. А я уже почти не смотрю, но она утверждает, что ещё как смотрю, и наказывает меня. Это больно. Она пристегивает себе резиновый член и… в общем, берут верх её мужские гормоны. Зато после такой экзекуции она очень добра ко мне — ведет в дорогой ресторан, покупает много красивой одежды и даже предлагает переспать с кем-нибудь помоложе, но я не хочу рисковать… Завтра мы улетаем с Кристиной в Одессу, как давно я мечтал побывать на родине, уже и не надеялся. Мне было шестнадцать, когда родители увезли меня в Америку. Они были врачами и хотели, чтобы я поступил в колледж, но случилось непредвиденное — сразу после приезда в Нью-Йорк мои родители погибли в автокатастрофе. Я поселился у дяди, он купил мне машину, чтобы я помогал ему в бизнесе — ездил в зажиточные районы за приличным мусором, ведь на Брайтоне не выбросят даже старый советский утюг, жаба задавит. Дядя слегка починял все эти фены-миксеры-магнитофоны-телики и продавал местным домохозяйкам. А потом дядя понял, что арендовать контейнер слишком дорого, и решил торговать на дому, в моей комнате. Пришлось уйти. Вот с тех пор и покатилась моя жизнь… В колледж я не поступил, упустил время, да и как поступить? Я же не знал английского. Живя на Брайтоне, невозможно выучить язык. Но что я всё о грустном? Ах, Одесса… Кристина дарит мне эту поездку. И я её обожаю! Ради неё я готов на всё — выводить прыщи и бороться с расширенными порами, посещать солярий и делать маникюр, чистить кожу скрабом и пользоваться воском для волос… Кто мог подумать, что моя невзрачная одутловатая рожа может стать такой атласно-сияющей и сладко-порочной?! Никто.
Я хотел повидать перед отъездом своего дядю, да, вы правы, была мыслишка — поразить его своей красотой. Повергнуть в трепет старого вонючего хорька, который растоптал молодую жизнь единственного племянника. Я заявился на Брайтон-Бич-авеню при полном параде — в кашемировом кардигане Gucci, в шелковой сорочке Dolce&Gabbana, в туфлях оленьей кожи от Armani, да что говорить… И хотя на всём Брайтон-Бич не найдется человека, способного оценить, что у тебя на руке не просто дорогие часы, a Patek Philippe последнего сезона, степень крутизны люди чувствуют всегда, это инстинкт. Но дядя сдох, причем совсем недавно, за пару дней до моего визита. Я не успел. Зато соседи были в шоке. Они молча пожирали меня глазами, но, когда узнали, что я собираюсь в Одессу, сразу же пришли в себя. Я идиот, зачем надо было говорить? Просто расслабился и забыл, с кем имею дело. Радостная весть мгновенно облетела весь Брайтон. Мне стали вручать наспех написанные письма, подарки для родственников и их детей, конверты с деньгами (не больше ста долларов, как правило, — десять-двадцать), они надписывали адрес и телефон и складывали это дерьмо прямо в мой «кадиллак», будучи уверены, что я непременно позвоню, а как же?! Ведь я буду в самой Одессе, а они вон где… Я устал объяснять, что в Одессе я буду совсем недолго, проездом, что мне будет некогда и всё такое. «Так в чем проблема?! Ты только позвони, они сами придут в гостиницу!» Я перестал сопротивляться и принял все подарки, включая чемодан со старой обувью, которую передавала своей сестре какая-то старушка. Не поморщившись, взял санки б/у, огромный тюк одинаковых футболок (видимо, на продажу) и новую люстру в упаковке. Всё это я хотел отвезти на соседнюю мусорку, но, поразмыслив, отвез подальше, в Бронкс. Не думаю, что эти дурацкие вещи пригодятся бомжам, ну разве что футболки… Все деньги я спустил в казино, хо-хо, деньги! Там не было и трехсот баксов, так что не о чем говорить.
