Сорок два труда Огюстена де Мондеса, почетного каноника, родились пред этим горизонтом.
«…открывая таким образом, с самой глубокой древности, морские пути для торговли нашего пышного и предприимчивого города».
За двориками, на узкой террасе дома, казавшегося чистым среди множества облезлых поверхностей, появилась молодая смуглая женщина в пестром халате. Посмотрев на небо, она расстелила белый с оранжевыми полосами матрас и со спокойным бесстыдством улеглась голышом на живот.
«А! Уже полдень», — сказал себе каноник.
Ибо эта черноволосая незнакомка с позлащенными солнцем формами была не менее пунктуальна, чем бронзовый человечек с молоточком в башенных часах. Весь квартал проверял по ней время, и никто не возмущался.
Так что все было в порядке, день походил на все прочие.
Каноник мог быть доволен этим утром. Отслужив мессу в церкви Реформатов, потом перекусив молочной булочкой и чашкой черного кофе, он уже исписал своим мелким размеренным почерком шесть листочков — плотными, как нотные линейки, строчками без единой помарки…
«Огюстен никогда не вычеркивает», — любила хвастаться его сестра Эме, словно для семьи это было предметом особой гордости.
Каноник удостоверился, что обе двери кабинета закрыты, хотя перед началом работы всегда запирал их на ключ, но, хорошо себя зная, не доверял своей рассеянности.
Церковь Реформатов — церковь Сен-Венсан-де-Поль. Будучи; католической, заслужила у марсельцев это прозвище, потому что построена на месте обители реформированных августинцев — одной из ветвей Августинского ордена.
Он придвинул дубовую лесенку к шедевру некоего провансальского краснодеревщика — большущему шкафу с антресолями в стиле Ренессанс, такому красивому, что с него даже сделали почтовую открытку. Подобрав сутану и обнажив фиолетовые кальсоны, настоящие кальсоны прелата, целую партию которых его сестра Эме закупила на распродаже, когда обанкротилась одна специализированная фирма — «Если бы Огюстен захотел, он бы запросто мог стать епископом; к тому же под сутаной не видно…», — каноник вскарабкался на нее и открыл дверцы верхней части шкафа.
Тяжелые тома с золотым обрезом, переплетенные в красный сафьян, недавние брошюры по пятьдесят су, буклеты, сборники, компиляции, пачки корректур, рукописи — все полное собрание его сочинений было напихано туда в величайшем беспорядке. С трудом представлялось, что одна и та же рука могла одинаково непринужденно написать этюд о рассеянии мощей святош Ферреоля, школьный учебник для молодых слепцов, детальную опись мустьерского фаянса, принадлежавшего маркизу де Пигюссу, антологию евхаристической литературы или что одна и та же мысль могла одинаково заинтересоваться арлезианскими хлебницами, традиционной постановкой пятиактных пасторалей, Дельфийским оракулом, «путем пряностей» XIV века и, наконец, сдержанными объятиями в христианском браке.
