— Эй, Фейеруа, как там снаружи? — раздался голос Лувьеля из гипсовой кирасы.
— Снаружи? — протер глаза Фейеруа.
— Ох уж эти волосы, все время волосы на лице, — пробормотал Ренодье, у которого из-под повязки виднелся только рот. — Тому, кто может смотреть, повезло: его поместили возле окна. Но надеюсь, что через несколько дней тоже смогу…
В палате повисло тягостное молчание, и Фейеруа, повернув голову к окну, сказал:
— Снаружи не так уж плохо. Грех жаловаться: мы не в самом захудалом углу. Тут есть маленький садик, за ним улица, а потом еще дома.
Он продолжил описывать пейзаж: дома низкие, кирпичные. По улице вдет старик и на ходу читает журнал. Служащие расходятся по конторам.
Раненые, притихнув, внимательно слушали Фейеруа.
Стекла задрожали от шума мотора.
— Это проехал большой военный грузовик, а на Нем парни с ружьями, — пояснил Фейеруа.
— А женщины, какие женщины на улице? — опросил Мазаргэ.
Фейеруа коротко рассмеялся, обнажив красивые белые зубы.
— Абсолютно не из-за чего переживать, мой Мальчик, — ответил он. — Уверяю тебя, ни одной хорошенькой мордашки.
— Да мне наплевать, хорошенькие они или нет, — отозвался Мазаргэ. — Мне не мордашку, а попку Надо. Задницу мне, слышишь, задницу!
— Это ты за неимением своей… в порядке компенсации, — сказал Лувьель.
— Знаешь, ты тут не один такой, кому хочется, — прозвучал низкий бас с последней койки, — только мы из этого не делаем истории.
Фейеруа завернулся в одеяло, потом снова сел, Посмотрел в окно и вдруг крикнул:
— Ого! Наконец-то красивая девушка!
— Правда? — удивился Мозаргэ. — А какая она?
— Блондинка, с косой, закрученной сзади в узел. И… ух, какая хорошенькая!
В этот момент вошел врач с обходом. Языковой барьер не давал ему возможности общаться с ранеными, и он был похож на ветеринара, который спрашивает пальцами и от пальцев же получает ответ. Медсестра, слушая его указания, кивала головой. Когда врач обследовал рану обитателя последней койки, у которого из живота торчала двенадцатисантиметровая дренажная трубка, тот глухо застонал сквозь сжатые зубы.
— Не хотелось брать перед этими гадами, — проворчал раненый, когда ему сменили повязку.
— Гады или не гады, но надо признать, что нас-то они все-таки лечат, — отозвался другой.
— Ну что за паскудство! — воскликнул Лувьель. — Они сделали все, чтобы разорвать нас на куски, а потом, после всего…
— Вот уж действительно: человечество — сборище идиотов! — назидательно пробасил парень с дренажом.
