Мужское воспитание | страница 71
Мимо!
«Что он делает! Что он делает!» — лейтенант отвернулся, он больше не мог вынести этого.
Когда он снова взглянул на Ануфриева, тот, уже лежа, стрелял по бегущим мишеням.
Очередь!
Мимо!
Очередь!
Мимо!
Это был провал.
Крах. Позор.
И виноват в этом позоре был генерал. Только он один. Не пообещай он отпуск, и все было бы нормально. И нужно же было ему появиться! Все, все испортил!
И оттого, что он был вынужден молчать, что не мог сию же минуту прямо высказать все свое возмущение, лейтенант нервничал и раздражался еще больше. Он даже не сердился сейчас на Ануфриева, он испытывал что-то вроде горького удовлетворения оттого, что оказался прав в своих самых худших предположениях.
И его даже не утешило, когда под конец трое солдат отстрелялись на отлично.
Одному из них — веселому, дурашливому Геннадию Башмакову — генерал и объявил тут же, прямо на стрельбище, краткосрочный отпуск. Вообще Башмаков и раньше стрелял неплохо, но не сравнивать же его с Ануфриевым!
Это была такая несправедливость, что лейтенант не выдержал.
— Товарищ генерал, — сказал он срывающимся от волнения голосом, — разрешите рядовому Ануфриеву сделать вторую попытку…
— Это отчего же ему такая привилегия?
— Он наш лучший стрелок, товарищ генерал… Никогда с ним такого не было… Это какая-то случайность… — торопясь, сбивчиво говорил лейтенант. — Он…
— Все ясно, — сказал генерал. — Нет, не разрешаю. Не могу разрешить. А Башмаков ваш все-таки молодец…
Он повернулся и пошел к пункту управления стрельбой.
А Ковалевский молча выразительно посмотрел на обиженного, растерянного Ануфриева, — мол, видите сами, я все сделал, чтобы исправить несправедливость. И не моя вина, что ничего не вышло…
Спустя час генерал собрал офицеров для разбора результатов стрельб.
Лейтенант Ковалевский плохо слушал, о чем говорили офицеры. Его занимала только одна мысль: выступать или нет?
Скорей всего, он так бы и не набрался смелости, если бы не генерал.
— Говорите, товарищи, откровенно, не смущайтесь, — сказал командир дивизии, — а то, я вижу, лейтенант Ковалевский чем-то недоволен, а молчит.
— Никак нет, товарищ генерал, — пробормотал Ковалевский.
— Я же вижу, — уже начиная сердиться, повторил генерал. — Говорите. Я жду.
Все офицеры смотрели на Ковалевского. И тогда Ковалевский решился.
— Товарищ генерал, — краснея, сказал он, — я считаю… То есть мне кажется… Не стоило говорить солдатам об отпуске перед стрельбами… Солдаты переволновались… В результате стреляли хуже обычного. Мне кажется… По-моему… — Он совсем смутился и замолчал.
