Считаю нужным пояснить, что полуостров Янковского с трех сторон омывался чудным Японским морем, а с четвертой, на протяжении трех верст от моря, каналом, шириной в 100 саженей, соединяющимся с огромным Лебяжьим озером, протяжением в пять верст. Полуостров от материка отделялся болотистым, местами топким, малопроходимым летом перешейком в две версты шириной. Озеро вокруг заросло высокими камышами. Браконьеры иногда пользовались маленькими лодками и ночью переплывали на них озеро. Иногда же они приплывали из Владивостока на лодках и высаживались со стороны моря, с островов.
Протяжение морского берега полуострова превышало 20 верст, что также затрудняло охрану, особенно в темные ночи и туманы. Лодка, высадившая браконьеров, уходила в ближайшие мелкие острова и ждала сигнала, когда вернуться за добычей.
Все это, конечно, затрудняло охрану. Вывезти панты с полуострова Янковского считалось у настоящих браконьеров своего рода доблестью. Вывезший их, как бы переходил в высшую категорию хищников.
Поэтому, чтобы быть на высоте с охраной парка, пришлось не только выдавать при успехе крупные премии, но и строить ее на спортивных началах: которая из двух сторон выиграет — мы или браконьеры.
Я, естественно, стоял во главе охраны и, конечно, всегда нес некоторый риск своей головой, на которую почему-то всегда смотрел довольно легкомысленно. Правда, меня часто спасала большая решимость, ловкость и быстрота, а также дурная слава, которую я не отрицал, но подтверждал, когда мне задавали вопрос:
— Сколько вы на своем веку отправили на тот свет браконьеров?
Теперь же сознаюсь честно, ибо мне никого уже не надо запугивать: ни одного браконьера я не убил. Правда, в перестрелке были умышленно легко раненные, но когда мне приходилось брать на мушку браконьера, а это бывало нередко, и он слышал мой «ласковый» голос: «Положи ружье, иначе застрелю» — не было случая, чтобы он не сдался.
Конечно, я знал — преимущество на моей стороне: я охраняю, а браконьеры грабят. Кроме того, все браконьеры считали меня выдающимся стрелком. Наряду с этим, если они обнаруживали меня первыми, то не хотели брать риска стрелять, а прятались, ибо знали, что при промахе они уже будут на мушке. Я верил в свою звезду и поэтому шел на риск всегда спокойно, придерживаясь теории:
— Надо уметь заставить врага всегда чувствовать, что у тебя две шкуры, а у него одна. Тогда он отступит…
Вернусь к прерванному рассказу. Одновременно с телефонным распоряжением сторожам по сухопутной линии я дал инструкцию следить и за береговой, усиленно наблюдая вечером и ночью за лодками и подаваемыми световыми сигналами.