13
Таким образом некоторые черты моей личности способствовали состоянию, которое я назвал ощущением тупика. Я все дальше забирался туда, где мне было все трудней работать профессионально. И вместо того, чтобы остановиться, оглядеться, принять разумные решения, вгрызался еще ожесточенней, усугубляя свое положение. При этом исхитрился сделать несколько неплохих работ. С другой стороны, у меня пропадала масса "общих соображений", до которых я со своим неуклюжим и ограниченным экспериментом добраться не мог. Они таяли у меня в руках, как снег: люди брались и решали то, что я вынужден был отставлять в сторону.
Теперь же, глядя из конца, я вижу, что черты, которые так мешали мне, на самом деле помогли. Во-первых я все же сделал те несколько работ, о которых говорил. Во-вторых... разве не благодаря безрассудности и напору я успел добраться до своего тупика в науке в считанные годы?.. И разве моя наглость не была вознаграждена? Ведь я попал в совершенно новую страну начал рисовать! писать прозу! И все потому, что не стоял, подглядывая через дырку в заборе, а вломился. Несмотря на неудачи и провалы, все-таки несколько раз удивил себя.
14
После всего, что я говорил здесь, может показаться непонятным, как я еще так долго удерживался в науке и почему ничего не понимал!
А что я должен был понимать? Ведь все это были какие-то ощущения, настроения, сомнения, намеки... Это теперь они выделены, очищены, прояснены - и, конечно, усилены, потому что рассматриваются под увеличительным стеклом. Тогда же большую часть времени я был увлечен своими опытами и счастлив /хотя не люблю это слово/. Мне было не до намеков, кроме, разве что, моментов уныния после неудач. Но я почти сразу встряхивался, вскакивал на ноги и снова надеялся. Мне вообще не было свойственно прислушиваться к таким мелочам. Жизнь меня не баловала, неприятных ощущений всегда было предостаточно, но перед входом в лабораторию они отступали. К тому же я умел себя принуждать и не считал это ненормальным - всего лишь проявление воли по отношению ко всему слабому, нерешительному и ленивому во мне. Все это, нерешительное и ленивое, конечно, было, так что, как тут разобраться... Но я и не пытался. Воспитание приучило меня к строгости к себе. Увы, хорошие привычки имеют дурные продолжения... Свои трудности я преодолевал привычными усилиями, продвигался, добивался успехов, пусть небольших, в институтской среде считался, если не талантливым, то компетентным, упорным и успешно работающим. Я стал профессионалом, это признала даже власть, давшая мне рабочее место в институте и платившая деньги неизвестно за что. И сам я так думал, хотя временами мне бывало тяжко.
