Третий иерусалимский дневник | страница 17

обнажая свои задушевности

и укромности личной интимности.

346

Стал тесен этот утлый водоём,

везде резвятся стаи лягушат,

и даже в одиночестве моём

какие-то знакомые кишат.

Когда с тобой беседует дурак,

то кажется, что день уже потух,

и свистнул на горе варёный рак,

и в жопу клюнул жареный петух.

348

Он не таит ни от кого

своей открытости излишек,

но в откровенности его

есть легкий запах от подмышек.

349

Не лез я с моськами в разбор,

молчал в ответ на выпад резкий,

чем сухо клал на них прибор,

не столь увесистый, как веский.

350

Его похвал я не хочу,

напрасно так он озабочен;

меня похлопать по плечу

бедняге прыгать надо очень.

351

На вид неловкий и унылый,

по жизни юрок ты, как мышь;

тебя послал я в жопу, милый, —

ты не оттуда ли звонишь?

352

Такой терзал беднягу страх

забытым быть молвой и сплетней,

что на любых похоронах

он был покойника заметней.

353

Хвалишься ты зря, что оставался

честным, неподкупным и в опале:

многие, кто впрямь не продавался, —

это те, кого не покупали.

354

Он искренно про совесть и про честь

не знает ничего: его душонка,

поскольку хоть какая-то, но есть —

не больше, чем мошонка у мышонка.

355

Покуда крепок мой табак

и выпивка крепка,

мне то смешон мой бедный враг,

то жалко дурака.

356

Нет беды, что юные проделки

выглядят нахально или вздорно;

радуюсь, когда барашек мелкий

портит воздух шумно и задорно.

357

Он как ни утверждай со вдохновением,

что суть его – трагический герой,

но быть нельзя никак печальным гением,

описывая духа геморрой.

358

У нас готово для продажи

всё, что угодно населению,

а если вдуматься, то даже

и жар сердечный, к сожалению.

359

Все вечера жужжу, как муха,

в себе гордыню укрощая:

творю материю из духа,

стишки в монеты превращая.

360

Да, друзья-художники, вы правы,

что несправедлив жестокий срок,

ибо на лучах посмертной славы

хочется при жизни спечь пирог.

361

Наш ум устроен целесообразно,

ему идут на пользу и поломки:

свихнуться можно так своеобразно,

что гением тебя сочтут потомки.

362

Пишу печальные стишки

про то, как больно наблюдать

непроходимость той кишки,

откуда каплет благодать.

363

В мире есть повсюду много студий,

там надменно бедствуют художники;

будь они хоть чуть иные люди,

были бы портные и сапожники.

364

К чужому соку творческих томлений

питая переимчивую страсть,

я даже у грядущих поколений

смогу, возможно, что-нибудь украсть.

365

Жить суетно обидно мне вдвойне,

уже мне ясно видно дно колодца,

однако же с собой наедине

совсем нам посидеть не удается.

366

В горячем споре равно жалко

и дурака и мудреца,