Наконец Кэти почувствовала себя совсем здоровой. Только немного побаливала разодранная «симпатичным незнакомцем» рука. Но мадам Помфри оставила Кэти ещё на сутки.
– Успеешь, – хмуро ответила она на просьбу Кэти отпустить её. – Твой декан был тут вчера вечером. Ты уже спала.
– Повезло, – вздохнула Кэти.
Мадам Помфри усмехнулась и сказала:
– Не слишком-то радуйся. Пока отдохни хорошенько. А утром позавтракаешь и сразу отправишься в учительскую. И готовься к худшему – Том Реддл, то есть профессор Реддл, разъярён.
Кэти поморщилась: такое состояние Реддла было ей знакомо не понаслышке.
– Вы думаете, меня исключат, да? – дрогнувшим голосом спросила она.
Мадам Помфри покачала головой, и было неясно: то ли она соглашается, то ли просто не знает, что сказать.
Несмотря на утреннюю бодрость, Кэти проспала весь день. Просыпаясь время от времени, обнаруживала перед собой очередную порцию противооборотневого зелья, послушно её выпивала и вновь проваливалась в сон.
В понедельник, молча выпив привычную кружку горьковатой настойки, Кэти еле дождалась последнего осмотра, после которого придётся отправляться за заслуженным наказанием, а то и домой, в Лондон. Завтрак, как и следовало ожидать, остался нетронутым.
Однако идти в учительскую и выслушивать гневные нападки Реддла не пришлось. Мадам Помфри последний раз осматривала раны, нанесённые оборотнем, когда вошла профессор МакГонагал.
Она очень сухо поздоровалась и, дождавшись окончания перевязки, кивнула Кэти: следуйте за мной. Кэти стало подташнивать, наверное, от волнения. Или от нескольких литров противооборотневой настойки, выпитых за неделю? «Перед отчислением со студентом всегда разговаривает Дамблдор», – вспомнились слова Джорджианы.
Вслед за МакГонагал Кэти поднялась на второй этаж. Проходя мимо кабинета истории магии, она услышала голос профессора Бинса и тяжело вздохнула: ведь очень может быть, ей уже не придётся слушать его монотонные лекции и рисовать забавные конспекты-комиксы. В самом мрачном настроении она шла за заместителем директора. «Неужели этого всего больше не будет…», – эта мысль беспрерывно кружилась в голове.
Остановившись перед старой, облупленной горгульей, МакГонагал покосилась на Кэти, приподнялась на цыпочках и что-то шепнула в каменное ухо. Горгулья открыла глаза, смерила посетителей надменным взглядом слепых каменных глаз и со скрежетом сдвинулась с места. МакГонагал шагнула в открывшийся проход.
Двинувшись следом, Кэти увидела узкую винтовую лестницу, выложенную из мелких, округлых когда-то, камешков цвета мёда. От времени и множества прошедших здесь ног камешки истёрлись. Ступеньки стали гладкими и блестящими.
