Комаровский, нахмурившись, переводил взгляд с картины на Машу.
— Машенька, — наконец, не выдержал он. — Ну помилуйте, голубушка! Данная работа к Энгру никак не относится! Она более ранняя, итальянский натюрморт, достаточно редкое сочетание предметов…
Маша обернулась к нему, смущенно улыбнулась:
— Вы наверняка правы. Но я, если позволите, все же ее сфотографирую, — она вынула из кармана мобильный телефон и сделала с десяток снимков: всего натюрморта, только цветов, только книги, только скрипки.
Комаровский неловко топтался рядом:
— Если хотите, могу достать вам качественную репродукцию…
— Да нет, — Маша спрятала телефон в карман джинсов. — Думаю, и этого будет достаточно.
— Ну, как знаете, — пожал плечами Комаровский и вперил в нее весьма подозрительный взгляд.
Маша еще раз смущенно улыбнулась и решила, что пора откланяться.
Расставаясь с Комаровским на выходе из музея, она обещала держать его в курсе, как только появятся какие-нибудь новости. Замдиректора, в свою очередь, просил стажера не стесняться: обращаться, если вдруг понадобится его помощь. Он был полон искреннего доброжелательства, но… Пожимая на прощание Маше руку, еще раз внимательно взглянул на нее поверх золотых очков, будто хотел докопаться до несуществующих пока догадок в ее голове.
Более того — как только Маша скрылась за дверью музея, Лев Александрович с резвостью, неожиданной для господина его возраста и положения, перепрыгивая через ступени, поднялся вверх по лестнице и потом — побежал дальше, в сторону анонимного натюрморта итальянской работы.
И там застыл, как давеча Маша, хмурясь и бормоча что-то про себя, а потом круто развернулся и вышел.
Она редко заходила в антикварные лавки, поэтому сейчас ее мучило любопытство: все помещение напоминало тусклое старое зеркало в темных пятнах. Вглядевшись, можно было заметить парочку пухлых барочных ангелов, или золотисто отсвечивающий пропыленным медным боком кофейник, или ореховый буфет. Маша ждала, когда освободится антиквар, и одновременно — надеялась, что у нее достанет еще времени осмотреться. Тяжелые шторы умышленно не пропускали внутрь суетливую жизнь, все мысли о настоящем ушли: Маше захотелось присесть на один из обитых карминным бархатом чиппендейловских стульев и ни о чем не думать. А просто вдыхать воздух, пахнущий совсем иной, удаленной по времени, золотой пылью, старой кожей и воском.
Но только она опустилась на протертый бархат, как почувствовала легкое движение за спиной и до плеча дотронулась чья-то, казалось, призрачная рука. Вздрогнув, Маша обернулась.
