О, мед воспоминаний | страница 70



первый номер дома второй квартиры прелестнее всего загадочное слово румянцева

мужчина или женщина дом румянцева или квартира румянцевой или не дом и не квартира

а просто лицо которое должно фигурировать денежном адресе выбрасываю это слово

безжалостно все целуем подтверди получение денег и пришли сколько нибудь

осмысленный адрес Мака."

Вторая телеграмма, посланная из Москвы двумя днями позже, более милостива:

„Домашние тоже соскучились рады что поиски успешны целуют пенаты".

„Пенаты" — это весь комплекс домашней жизни. В первой телеграмме, видно,

принимал участие Рогаш, о котором я писала и чей портрет приложила.

Самые ответственные моменты зачастую отражаются в шутливых записках М.А.

Когда гражданская смерть, т.е. полное изничтожение писателя Булгакова стало

невыносимым, он решил обратиться к правительству, вернее, к Сталину. Передо мной

две записки.

„Не уны... Я бу боро..." — стояло в одной. И в другой: „Папа придумал! И

решился"...

98


По Москве сейчас ходит якобы копия письма М.А. к правительству. Спешу

оговориться, что это „эссе" на шести страницах не имеет ничего общего с подлинником. Я

53


никак не могу сообразить, кому выгодно пустить в обращение этот „опус". Начать с того,

что подлинное письмо, во-первых, было коротким. Во-вторых, — за границу он не

просился. В-третьих, — в письме не было никаких выспренних выражений, никаких

философских обобщений. Основная мысль булгаковского письма была очень проста.

„Дайте писателю возможность писать. Объявив ему гражданскую смерть, вы

толкаете его на самую крайнюю меру."

Вспомним хронику событий:

в 1925 году кончил самоубийством поэт Сергей Есенин;

в 1926 году — писатель Андрей Соболь;

в апреле 1930 года, когда обращение Булгакова, посланное в конце марта, было

уже в руках Сталина, застрелился Владимир Маяковский. Ведь не хорошо получилось бы,

если бы в том же году наложил на себя руки Михаил Булгаков?

Вообще восстановлению истины и прекращению появления подобных „эссе" очень

помог бы архив Сталина, который, я уверена, сохранился в полном порядке.

„Письмо", ныне ходящее по рукам, — это довольно развязная компиляция истины

и вымысла, наглядный пример недопустимого смешения исторической правды. Можно ли

представить себе, что умный человек, долго обдумывающий свой шаг, обращаясь к

„грозному духу", говорит следующее: