была она директором школы и жила на антресолях здания бывшей гимназии. Получился
"терем-теремок". А в теремке жили: сама она, муж ее Андрей Михайлович Земский, их
маленькая дочь Оля, его сестра Катя и сестра Н. А. Вера. Это уж пять человек. Ждали
приезда из Киева младшей сестры, Елены Булгаковой. Тут еще появились и мы.
К счастью, было лето и нас устроили в учительской на клеенчатом диване, с
которого я ночью скатывалась, под портретом сурового Ушинского. Были там и другие
портреты, но менее суровые, а потому они и не запомнились.
С кротостью удивительной, с завидным терпеньем — как будто так и надо и по-
другому быть не может — принимала Надежда Афанасьевна всех своих родных. В ней
особенно сильно было развито желание не растерять, объединить, укрепить
булгаковскую семью.
_______________
1 В архиве М. А. Булгакова в рукописном отделе Ленинской библиотеки следов этой
пьесы, к сожалению, нет.
14
Я никогда не видела столько филологов зараз в частном доме: сама Н. А., муж ее,
сестра Елена и трое постоянных посетителей, один из которых — Михаил Васильевич
Светлаев — стал вскоре мужем Елены Афанасьевны Булгаковой.
Природа оформила Булгаковых в светлых тонах — все голубоглазые, блондины (в
мать), за исключением младшей, Елены. Она была сероглазая, с темнорусыми пышными
волосами. Было что-то детски-милое в ее круглом, будто прочерченном циркулем лице.
Ближе всех из сестер М. А. был с Надеждой. Существовал между ними какой-то
общий духовный настрой, и общение с ней для него было легче, чем с другими. Но сестра
Елена тоже могла быть ему достойной партнершей по юмору. Помню, когда я подарила
семейству Земских абажур, который сделала сама из цветистого ситца, Елена назвала
6
мой подарок "смычкой города с деревней", что как нельзя лучше соответствовало злобе
дня.
Муж Надежды Афанасьевны Андрей Михайлович смотрел очень снисходительно
на то, как разрасталось его семейство. Это был выдержанный и деликатный человек…
Однажды мы с М.А. встретили на улице его сослуживца по газете „Гудок"
журналиста Арона Эрлиха. Мужчины на минуту остановились поговорить. Я стояла в
стороне и видела, как Эрлих, разговаривая, поглядывает на меня. Когда М. А. вернулся, я
спросила его, что сказал Арон.
— Глупость он сказал, — полуулыбчиво-полусмущенно ответил он. Но я настояла,
