О, мед воспоминаний | страница 2
собрание его сочинений в 3-х томах. Романов там сколько хочешь: „Бабье лето",
„Столовая гора", „Кто смеется последним", все та же „Ольга Орг", „Отречение" и много,
много других.
А вот за Слезкиным стоял новый, начинающий писатель — Михаил Булгаков,
печатавший в берлинском „Накануне" „Записки на манжетах" и фельетоны. Нельзя было
не обратить внимания на необыкновенно свежий его язык,
9
мастерский диалог и такой неназойливый юмор. Мне нравилось все, принадлежавшее его
перу и проходившее в Накануне.
В фельетоне „День нашей жизни", напечатанном в № 424 этой газеты, он мирно
беседует со своей женой. Она говорит: "И почему в Москве такая масса ворон… Вон за
границей голуби... В Италии…"
— Голуби тоже сволочь порядочная, — возражает он.
Прямо эпически-гоголевская фраза! Сразу чувствуется, что в жизни что-то не
заладилось… Передо мной стоял человек лет 30-32-х; волосы светлые, гладко
причесанные на косой пробор. Глаза голубые, черты лица неправильные, ноздри глубоко
вырезаны; когда говорит, морщит лоб. Но лицо в общем привлекательное, лицо больших
возможностей. Это значит — способное выражать самые разнообразные чувства. Я долго
мучилась, прежде чем сообразила, на кого же все-таки походил Михаил Булгаков. И вдруг
меня осенило — на Шаляпина!
Одет он был в глухую черную толстовку без пояса, "распашонкой". Я не привыкла к
такому мужскому силуэту; он показался мне слегка комичным, так же как и лакированные
ботинки с яркожелтым верхом, которые я сразу окрестила "ЦЫПЛЯЧЬИМИ" И
посмеялась. Когда мы познакомились ближе, он сказал мне не без горечи:
3
— Если бы нарядная и надушенная дама знала, с каким трудом достались мне эти
ботинки, она бы не смеялась…
Я поняла, что он обидчив и легко раним. Другой не обратил бы внимания. На этом
же вечере он подсел к роялю и стал напевать какой-то итальянский романс и наигрывать
вальс из Фауста… А дальше?
Дальше была большая пауза в стране. Было всеобщее смятение. Была Москва в
оцепенении, в растерянности: умер Ленин. Мороз был больше 30 градусов. На
перекрестках костры. К Дому Союзов в молчании непрерывной лентой тянутся
многотысячные очереди…
В моей личной жизни наступило смутное время: я расходилась с первым мужем и
временно переехала к родственникам моим Тарновским. С Михаилом Афанасьевичем
встретилась на улице, когда уже слегка пригревало солнце, но еще морозило. Он шел и