Анна так увлеклась, что, не обращая внимания на цариц, схватила Петра за руку и порывисто толкала к двери. Царицы переглянулись. Вспыхнуло яркою краскою стыда хорошенькое личико молодой Евдокии, ее глаза заблестели огоньками ревности и гнева.
— Свет Петрушенька! — воскликнула она. — Выгони вот эту бесстыжую! Как она, мерзкая, тебя, помазанника, смеет так хватать? У, простоволосая! Прогони ее скорее, не то я ей сейчас глаза выцарапаю!
Это была первая вспышка, такою Петр никогда еще не видал жены. «Ишь, разъехалась, тетеха!»
Царь грозно взглянул на Евдокию Федоровну, так грозно, что один его взгляд заставил молодую царицу задрожать всем телом, а потом отрывистым, звенящим голосом сказал:
— Если бы вы понимали обе, что говорит эта милая, достойная девушка, вы поклонились бы ей в землю.
— Как? — взвизгнула Евдокия. — Мы? Царицы?
«Рот закрой — воробей влетит!» — подумал Петр, стыдясь перед Анной.
— Матушка, возьми Дуню! — велел он матери. — Оденьтесь обе, нам сейчас уехать нужно будет! Спешно уехать!
Наталья Кирилловна сумела сохранить достоинство.
— Куда, сын мой любезный? — спросила она глуховато.
— К Троице-Сергию, родимая… Да немедля! Сюда идут стрельцы, подговоренные Софьей погубить всех нас… Ты, родимая, сама знаешь, что может быть, когда они найдут пас здесь…
О, Наталья Кирилловна знала!.. Ужасом наполнилось ее сердце, прервалось дыхание. Поискала глазами образа, закрестилась, зашептала.
— Матушка! — нетерпеливо притопнул сын.
— Пойдем, Дунюшка, пойдем скорее! — засуетилась она. — Слышишь, к Троице-Сергию ехать надобно… Пойдем, милая, собираться скорее.
— А эта немчинская девка здесь останется? — упиралась Евдокия.
— Не останется она, по государеву делу она здесь!
И, схватив молодую ревнивицу за руку, царица-мать потащила ее вслед за собой во внутренние покои. Лефорт едва сдерживал улыбку, хоть не время было для веселья.
— Это — ваша жена, государь? — спросила Анна Монс. — Право, она очень мила…
Петр засопел: у-у, тетеха! Анна много слыхала о грубости, ревности и невыдержанности московских женщин, видывала и «бои» стрельчих, но никогда не могла представить себе, чтобы молодая царица так забылась. На миг ею овладела неприязнь к этой хорошенькой «кукле», как она мысленно назвала Евдокию, но, понимая всю важность мгновения, девушка сумела совладать с собою.
