Любой афинский гражданин мог воочию убедиться в возвышении своего отечества. Из текста договора следовало, что эгинцы отныне обязывались иметь с афинянами общих друзей и врагов, отказывались от всех территориальных притязаний и открывали свои рынки для афинских купцов.
- Кто теперь осмелится утверждать, что мой замысел создания сильного флота не есть величайшее предвидение и благо для Афин? - спрашивал Фемистокл в кругу друзей всякий раз, когда речь заходила о договоре с Эгиной. - Разве эгинцы были бы столь сговорчивы, не будь у Афин мощного военного флота? Кто ныне станет попрекать меня лаврийским серебром, которое я якобы отнял у бедноты, ослеплённый бессмысленным честолюбием? Теперь даже спартанцы вынуждены считаться с Афинами. Я скажу больше: не будь меня - у Афин не было бы флота, а значит, и нынешнего могущества!
Такие заявления Фемистокла были не по душе многим его согражданам. Если друзья часто обращали его излишнее самомнение в шутку, то для большинства афинян нескромность Фемистокла являлась признаком того, что он не знает меры в гордыне и явно желает возвыситься над коллективом. А это, по мнению людей, было худшим пороком. Недаром, когда Мильтиад после Марафонской победы стал домогаться венка из ветвей священной маслины, некий Софан из Декелей, выступая в народном собрании, произнёс следующее: «Когда ты, Мильтиад, в одиночку побьёшь варваров, тогда и требуй почестей для себя одного».
Сказанное Софаном так понравилось афинянам, что Мильтиад не только не получил высших почестей, но даже не удостоился и малого вознаграждения за столь громкую и славную победу. Так сильно было у афинян коллективное гражданское самосознание, считавшееся главным оплотом как в противостоянии врагам, так и в усмирении отдельных честолюбцев.
Глава пятая. ПЕРСИДСКИЕ ПОСЛЫ
В Лакедемоне с неменьшим беспокойством следили за приготовлениями персидского царя к походу на Запад. Поэтому, когда афиняне бросили клич по всей Элладе, созывая представителей эллинских государств на ассамблею в Коринф, спартанцы оказались там в числе первых. Спартанское посольство возглавлял царь Леотихид из рода Эврипонтидов[68]. Уже это говорило о том, какое большое значение придают лакедемоняне объединению всех эллинских государств против персидского царя.
Во главе афинской делегации стоял Ксантипп, сын Арифрона, из древнего и богатого афинского рода Алкмеонидов. Ксантипп был лучшим другом ушедшего в изгнание Аристида. Но, несмотря на это, Фемистокл в народном собрании проголосовал за Ксантиппа, поскольку глубоко уважал его за благородство души и прямоту речей.
