Девушкам объясняли, что во время пения в гортани должно быть такое ощущение, как будто певица продолжает брать дыхание.
— Не поднимай кончик языка, великая царевна! Производи дыхание при помощи мускулов верхней части грудной клетки. Усилением выдоха не всегда возможно вызвать громкий звук голоса. Повторяй: да-а, миа-а, ла-а, рэ-э... Пой: а-а-а, о-о-о...
Маргарита увлеклась искусством пения. Кама-Арсиноя совершенно не имела музыкального слуха и ни одной мелодии не могла воспроизвести. Ирас не любила пение и даже с некоторым отвращением слышала звучание музыкальных инструментов.
— Отчего это? — спрашивала Маргарита.
Но Ирас не могла объяснить своей идиосинкразии, которая, впрочем, с возрастом почти миновалась. Однажды Ирас всё же вспомнила, что ведь когда её, совсем маленькую, везли на большом корабле, гребцы много пели. Очень громкие и грубые мужские голоса, выводившие непонятные девочке слова, голоса, звучавшие хором, словно бы заставляли маленькую Дагу мучительно чувствовать пугающее, безысходное и неизбывное одиночество. Она была так мучительно, так пугающе одинока среди множества людей, среди многих множеств, как-то и чем-то объединённых!.. Песен и плясок своей далёкой Гипербореи она совсем не помнила.
А Маргарита увлечённо предавалась урокам пения:
— ...Да-а-а... До-о-о... Рэ-э-э... A-о, a-о, a-о, а-о... — И — быстро, и — медленно, и — протяжно-протяжно... — А-о-о... Да-а-а...
Самое удивительное было то, что когда она пела настоящие песни прекрасным тёплым грудным голосом, и сама чувствовала, с какою свободною лёгкостью льётся её певческий голос, она не переставала понимать, что эта свободная лёгкость, это полное, богатое оттенками звучание явились прекрасным результатом многих уроков и упражнений...
— Сатиры в лесах гонят
— Ореад легкостопных.
Настигают на горах сатиры
Легкостопных ореад.
Тёмные взоры девичьи
Ужасом плещутся.
Косы взвиваются крыльями.
Быстрым бегом сатиры бегут.
Девичьи груди покрыли руками косматыми.
Девичьи тела запрокидываются руками сатиров.
На мягкий холодный мох,
На мягкий холодный мох.
Полубожественные тела запрокинуты
В боли и наслаждении.
На мягкий холодный мох.
На мягкий холодный мох.
И Эрот в девичьи стоны влагает
Желание сладко-горькое...
Эрот!
Эрот!
Эрот!..[16]
С возрастом она полюбила идти не спеша в садах Мусейона и петь простые греческие песни. Ей было приятно думать, что, быть может, эти песни пели её предки, пели дети первых Птолемеев. Вероника по просьбе младшей сестры отыскала среди прислужниц своих одну песенницу и узнала, что та выучилась старинным греческим песням от матери. Старуха стала учить царевну. Теоретические познания и многие уроки пения соединились с этим подлинным народным чувством...
