Кама решилась прийти к старшей сестричке, чувствуя свой этот приход и свои дальнейшие слова благородными. Кама смущённо оправдывалась, говорила, что вовсе не хотела, чтобы Маргарита лишилась своей Ирас... Но Маргарита не ответила на благородство сестры собственным жестом благородства. Напротив, Маргарита принялась крикливо браниться грубыми словами, какие не царевне пристали, а девчонке, рабыне какого-нибудь базарного торговца... Арсиноя поспешила уйти, подумав, что, быть может, в базарной брани сестры содержится более правдивости, нежели в благородных жестах и словах самой Арсинои. Но вернувшись к себе, Арсиноя всё же решила, что мысли о большей правдивости брани грубой, равно как и о фальши благородства, дурны по самой своей сути...
На следующее утро Веронике доложили о том, что во дворец просится у главных ворот некий Дорион, наёмный гребец. Дорион держал обеими руками продолговатый немалый свёрток, обёрнутый жёсткой тканью, из которой шьют мешки для зерна. Удерживая свёрток, Дорион опустился перед царицей на одно колено и выкатил на ковёр голую связанную Ирас. Глаза её были крепко-накрепко зажмурены, веки сжаты, колко торчали волоски ресничек... Дорион рассказал, что корабль, на котором он служил гребцом, отплыл на Самос с обычным грузом ячменя...
— ...Корабль шёл мимо маяка, а у меня глаза очень зоркие. Углядел я: кто-то барахтается в волнах, уже далеко от гепастады. Мне так и показалось, что это малое дитя! Не спрашиваясь, я оставил весло, бросился в море и спас вот это существо... Тут оказалось, что кое-кто из наших слыхал ещё в порту, как выкликали царицыны глашатаи о пропаже из дворца вот такой вот рабыни малой, с таким вот разукрашенным лицом и туловом, и руками и ногами... Дали мне лодку, и я привёз её на берег. Она, быть может, немая. Ни слова не говорит, только зубы скалит. Но, хвала Зевсу-Амону! не кусалась...
Вероника приказала выдать Дориону из казны десять серебряных драхм и назначить его командовать правым рядом весел на корабле, где он служил...
Ирас глядела сумрачно, молчаливая. Но когда её привели к Маргарите, девочки побежали друг к дружке и крепко обнялись. Вероника больше не говорила о том, чтобы свести стигмы с лица и тела Ирас. Старуха Бакхис получила своё вознаграждение, рука её зажила. Арсиноя теперь виделась с Маргаритой-Клеопатрой очень редко, совсем перестала играть с ней... Ночью после возвращения Ирас Маргарита спрашивала её, свесившись с ложа:
