Клеопатра | страница 22
— Спи, царевна, не то страшная Ламия-людоедка придёт и съест тебя!..
Маргарита заревела, сильно испугавшись. Тогда Хармиана вбежала в спальню, отчего-то сразу догадалась, что рабыня пугала девочку, и вот тогда-то ударила рабыню. Хармиана никогда не пугала свою воспитанницу, хотя порою досаждала ей нравоучениями нудноватыми.
Потом, когда Маргарита была уже большой девочкой, Хармиана говаривала, будто отец её, Хармианы, был знатным армянским вельможей при дворе царя Тиграна. На шее, на толстом плетёном шнурке шёлковом, уходящем в ложбинку между смуглых крепких грудей, Хармиана носила монетку с просверлённым отверстием. Несколько раз она показывала эту монетку Маргарите. В первый раз девочка спросила, взглянув на изображение на монете:
— Это и есть твой отец?
Хармиана отвечала, что это царь Тигран. Но потом Маргарита, всякий раз, когда видела монету, спрашивала нарочно: «Так это и есть твой отец?» И Хармиана отвечала ворчливо, но покорно, что нет, это не отец, а царь армянский Тигран.
Царь был безбородый, на голове тиара, похож был на Хармиану.
— Все армяне похожи друг на друга? — спрашивала Маргарита, поддразнивая нарочно свою воспитательницу.
— Армяне красивее сирийцев и иудеев! — отвечала убеждённо Хармиана. — Мало нас и мы и вправду похожи друг на друга...
— Твой отец был тоже безбородый?
Хармиана слышала в голосе девочки озорство, несколько даже и с оттенками жестокости и издёвки. Но она-то знала, что Маргарита на самом деле вовсе не жестока...
— Нет, у моего отца были пышные красивые усы. Волосы он завивал в крупные кудри, смотрел, как орёл, благородно и смело. Одевался в одежду из плотного шелка, застёгнутую на пуговицы. Я была совсем маленькая, но я хорошо помню отца и других родичей, моих дядьёв, наверное; помню завитые бороды душистые, помню, как они ходили осанисто...
Хармиана говорила серьёзно. Лицо девочки также принимало серьёзное выражение:
— А мать ты помнишь? А братьев, сестёр?..
— У матери на голове, на чёрных волосах было длинное жёлтое покрывало, яркое, праздничное... — Кажется, голос Хармианы дрогнул. Или Маргарите почудилось... — Мать кормила меня из своей руки какими-то чёрными сладкими ягодами. Она улыбалась мне. Я помню, как она вкладывала в мой рот сладкие эти ягоды. Тогда мой язык невольно касался её пальцев. Пальцы её были нежные, как у женщины знатной, и чуть-чуть солоноватые. Потом я нечаянно лизнула одно из её колец, это было золотое кольцо... Я даже и помню, где мы жили в одном большом доме... — Хармиана будто увлеклась и будто говорила и не с Маргаритой, а сама себе рассказывала... — Это было в Артаксатах