- Садись! - И отец и сам садится лицом к сыну. - Хорошо у меня?
-Да...
- А что тебе по душе более всего в этом жилище? Видишь, хорошие ковры постланы... - Отец явно испытывает его, голос отца нарочитый. Но мальчик понимает. Радуется маленький Осман, стараясь не показать своей радости; а радует его то, что возможно ему отвечать с искренностью на многие вопросы отца...
- Ковры и у женщин постланы!
- Верно! - Чёрные глаза отца, глубокие, продолговатые, вспыхивают улыбкой краткой.
- У тебя оружие хорошее, самое хорошее на становище; вот что мне по душе!
- Верно отвечаешь! А вождём, стало быть, не хочешь сделаться?..
Мальчик ничего не успевает сказать в ответ. Полог приподымается и входит его дядя Тундар, младший брат его отца; мальчик играет с сыновьями дяди Тундара и многое узнал от них... Тундар лёгкими шагами - ведь успел разуться, а маленький Осман и не заметил! - и лёгкими шагами подходит к брату старшему, к вождю Эртугрулу Тундар и слегка пригнувшись, будто для прыжка, целует ему руку...
- Ты повелел прийти после полудня... - произносит спокойно и с почтением.
Дядя Тундар похож на отца, но волосы и глаза - светлее; и в глазах нет этой глубины, глаза поуже - щелями...
- Я для беседы звал тебя, Тундар; да вот, с сыном заговорился!..
- Отец и сын - великое дело! Сыну должно почитать отца...
Осман насторожился.
- Почитает он меня худо! - Глаза отца смеются черно. - Плохие, дурные слова говорит и хочет говорить!..
- Я не хочу!.. - быстро выговаривает мальчик.
Тундар стоит, старший брат не приглашает его сесть.
Мальчик внезапно чувствует себя важнее Тундара; и от этого внезапного чувствования настораживается ещё более и даже немного пугается...
Тундар хмурится.
- Конец ему надобно отрезать за такие дурные слова! Вот я ему отрежу конец!..
Голос дяди серьёзен. Мальчик тщетно ищет глазами на лице большого Тундара малые хотя бы приметы улыбки, смеха. Мальчик ещё совсем мал, ему пять лет; он ещё не видел, как празднуют обрезание[118], и сам ещё не подвергался обрезанию. Он знал, что сделают это сразу и ему и ещё его сверстникам. Но мальчишки постарше нарочно пугали маленьких, будто могут и весь конец отрезать; нарочно!.. В сознании детском проносятся коротким сумбурным вихрем ребяческие предположения и умозаключения... И в этом вихре, охватившем его сознание, мальчику представляется, будто спасения нет!.. Сила воли мгновенно слабеет.
Если всё равно спасения нет, стоит ли быть сдержанным по-мужски?!.. Черты детского круглого лица искажаются, кривятся в плаче, лицо и глаза краснеют... Мальчик прижимает кулачки к глазам и заливается тем отчаянным, безысходным ребяческим плачем, рёвом, который большим так трудно остановить, который даже угрозами и побоями не прекратишь...
