Но византийские хронисты ничего не написали об участии Эртугрула и его людей в войне султана с императором византийским. А летописец деяний потомков Эртугрула, Идрис Битлиси, полагает, что захватил Караджа Хисар не Эртугрул, а один из сыновей его, Осман. Впрочем, когда Идрис Битлиси писал это, Осман уже сделался... Да, Осман...
Тянется вдаль равнина Малой Азии. Инжирные деревья стоят, низкорослые, крепкие. Мохнатая листва оливковых деревьев сплетается в серебристый свод... Эртугрул так и не полюбил есть оливки. А Осман приучился к их вкусу много позднее своего детства, уже когда подружился с Михалисом, о котором наша речь ещё пойдёт...
А по зимам заносит горы и равнины Анадола снегом. И всё голубое и серое кругом...
Эх, если бы Осман был человеком воспоминаний! Эх, если бы он был человеком писаний! Но он человеком таким не был. И лишь в дни старческой немощи, когда поневоле приходилось долгие часы проводить на постели, всплыли в памяти, в сознании, прежде занятом лишь заботами ежедневными, то смутные, а то вдруг яркие живые картины детства, юности ранней...
Должно быть, люди Эртугрула всё ещё не сделались хорошими правоверными, и много сохраняли в укладе своей жизни от обычаев многобожников.
Вспоминается темнота, в юрте она, должно быть. Она, темнота, живая, колеблется, человеческим людским духом пахнет... В темноте клики людские, голоса мужчин и женщин:
- Старайся! Старайся!
- Эх, хорошо!
- Ай! Трудись, трудись!..
В полутьме старый жрец-шаман кладёт на циновку большой бубен. Смутная тень девочки-подростка, тонкой, как веточка древесная, девочки, в рубашке длинной, становится обеими ногами на бубен. Девочка переступает маленькими ступнями на бубне. Шаман-жрец надевает ей на шею связку прутьев наподобие ожерелья... Шаман поёт и выкрикивает... В полутьме видна его фигура в длиннополом халате, отороченном волчьим мехом; и на голове - шапка волчья...
Бубен гремит-звенит... Запахло горячим, бубен нагрели на огне очага... Мужчины пляшут... Слова шамана зазвучали:
- Ой! не великий я, не большой! Где мои духи? Куда ушли? Ой, боюсь, боюсь! Отец, мать, помогите мне с неба. Духи из тумана, прилетайте ко мне! Тучи, туман... Болезни, уходите, уходите!..
Вдруг откидывается полог, дневной свет врывается в юрту, в её внутренность, будто атака сабельных клинков... Это отец!.. Он кричит грозным голосом и гонит всех... Упрекает грозно... Осман уже на руках у отца. Руки жёсткие, грудь отца твёрдая, одежда жёсткая... Вдруг женщина выхватывает мальчика из рук отца... Но мальчик пугается этой женщины, это его мать, но он плохо знает её... Он кричит и толкает её своими слабыми ещё руками... Вдруг вспыхивает огненно перед глазами мальчика лицо суровое отцово... Вскидывается широкая ладонь отца, сжимается кулак... Отец бьёт мать. Она падает, упускает из рук своего сына, мальчик ушибается больно и вскрикивает... Знакомые толстые руки кормилицы, знакомое её толстое тело... Мальчик всхлипывает, ему больно... Неосознанно ища успокоения, он прячется лицом заплаканным в грудь кормилицы, тычется...
