Испанская разведка, пользовавшаяся у немцев абсолютным доверием, передала им фотокопии документов, найденных в портфеле выброшенного на берег вблизи Уэльвы тела убитого английского майора морской пехоты. Вид и состояние трупа, как и прикрепленный к нему цепочкой портфель, не вызвали никаких подозрений. Содержание документов представляло чрезвычайный интерес, поэтому извлеченная из них информация заслуживала высшей оценки.
В числе документов было личное письмо от заместителя начальника имперского штаба сухопутных войск в Лондоне генералу Александеру в Северной Африке; в письме содержались не вызывавшие сомнений намеки на намерение союзников высадиться в Греции и на Сардинию, а не на Сицилию, которая являлась действительной целью союзников.
В данном случае источник был фактически «первоисточником».
Как же можно было думать иначе, если письмо написано рукой, помечено «совершенно секретно», исходит от заместителя начальника имперского штаба сухопутных войск, адресовано главнокомандующему союзными силами, подписано «Арчи» и к нему приложены другие документы секретного и личного характера? Немецкая разведка, как мы теперь знаем, дала этой информации высшую оценку и разослала ее в качестве особо важного совершенно секретного документа для принятия немедленных мер. На первый взгляд, поступая так, они были правы. Источник был «вполне заслуживающим доверия», намерения союзников представлялись вполне логичными и в высшей степени вероятными. Несмотря на то что Сицилия казалась очевидным следующим объектом Эйзенхауэра и его армий, остров этот был известен непреодолимостью возведенных на нем оборонительных сооружений. Тем не менее информация оказалась ложной, документы — подделкой, а их не вызвавшее сомнений качество — результатом того факта, что английские начальники штаба впервые в истории позволили уговорить себя принять личное участие в агентурной операции по введению противника в заблуждение.
Чтение сообщений противника, зашифрованных малонадежной системой шифрования; подслушивание его телефонных разговоров; просмотр совершенно секретной или даже предназначенной для служебного пользования корреспонденции; снятие копий с оперативных приказов или разведывательных документов и оценок — все это позволяет проникнуть в замыслы противника и оказаться в этом отношении приблизительно в таком же положении, в каком находится ускользающий в автомобиле преступник, который слушает по радио все переговоры преследующей его полиции. Разведке становятся известными не только факты, которые противник считает строго засекреченными, но и образ его мышления, оценка им событий и фактов. Если бы, например, во время последней войны разговоры Гитлера с командующими и советниками записывались и направлялись в Лондон, то некоторые стратегические оценки, сделанные объединенным разведывательным комитетом (см. стр. 250), коренным образом отличались бы от тех, какими они фактически были. Сотрудники объединенного разведывательного комитета не исходили бы тогда в своих оценках из того, что фюрер действует на основе учета существующих фактов или что он принимает советы профессиональных специалистов, таких же объективных и политически независимых, каким являлся объединенный разведывательный комитет.
