Я внешне, к своему величайшему облегчению, осталась прежней. Каждый день, изучая себя в зеркале, я с трепетом выискивала признаки своего превращения в леди, но, к счастью, их не обнаруживала. Правда, волосы мои наконец стали чуть длиннее и пышнее на концах, но я по-прежнему носила над синими глазами черную прямую челку, закрывающую лоб, а мой подбородок по-прежнему оставался остроконечным. Постройнее, я, однако, не выросла высокой, как Ина. Все мои платья были мне пока впору, а это означало, что мне, хотя бы еще какое-то время, не наденут корсет. (Ина, впрочем, никогда не жаловалась на корсет, ибо благодаря тугой шнуровке, ее лицо еще больше бледнело, что было в то время модно.)
И все же иногда по ночам, лежа в детской и прислушиваясь к равномерному дыханию Эдит, к тихому похрапыванию Роды и едва слышному бормотанию Фиби, я завидовала, что у Ины своя отдельная комната. Я жаждала личного пространства, чтобы продолжить изучать себя — не только свою внешность, но и собственные реакции на некоторые идеи, на новые, незнакомые мне раньше, желания. А не это ли, думала я тогда, и называется взрослением?
Эдит в свои девять была почти с меня ростом. С густой копной рыжих волос и белой кожей, она превращалась в настоящую красавицу. Однако в отличие от Ины собственная внешность ее, по-видимому, не заботила. Красота была ее естественным состоянием. Она снизошла на нее свыше, как бабочка, опустившаяся на плечо. Эдит неизменно оставалась добродушно-веселой и беззаботной.
Теперь я обращала внимание на мистера Доджсона еще больше, чем прежде. Я помнила о его возрасте и занималась глупой калькуляцией, например: если мне, когда мы познакомились, было пять, то ему, выходит, двадцать пять. Сейчас мне десять, почти одиннадцать, а ему всего тридцать один. Разница между тридцатью одним годом и одиннадцатью почему-то представлялась мне гораздо менее значительной, чем разница между двадцатью пятью и пятью. Почему, я понять не могла.
Внешне он совсем не изменился. Ну разве что стал ходить чуть более скованно, однако никаких других перемен я в нем не замечала. Обращая особое внимание на его возраст, я также уделяла внимание внешности мистера Доджсона и постоянно сравнивала его с другими знакомыми мне мужчинами, словно они участвовали в каком-то соревновании. Например, волосы мистера Доджсона так и остались длинными, вьющимися и светло-каштановыми. При сравнении его с мистером Даквортом, у которого волосы на макушке начали редеть, мистер Доджсон для меня представлялся героем любовного романа.
