— Что в полку? Взяли Каршино?
— Взяли, с третьей попытки… твои молодцы. Там теперь я со штабом.
Между тем самолеты опять заходили над крышей. Снова каменной осыпью рушились бомбы. Громко, режуще бил пулемет. Нервно, дробно и словно бы при разрыве снаряда подпрыгивая колотили по небу зенитки. А полковник как будто не слышал бомбежки. Он то громко смеялся, а то вдруг умолк, следя взглядом за Лидой: как она набирает в шприц камфору, как проходит по комнате, переступая через лежащих, спокойная, строгая, перетянутая ремнями, наклоняется, а потом разгибается, чуть откидывая ладонью назад свои белокурые волосы. Как опять возвращается и садится у печки.
— Мда-а-а, — сказал Шерстобитов с таким выражением лица, словно что-то увидел впервые и это увиденное поразило его. Он сощурил глаза, хохотнул, взгляд скользнул по высокой груди, по плечам медсестры. А брови при этом хищно, дерзко, насмешливо переломились. — Видал, брат… миндал?! — обернулся к Сергею и тем же густым, жизнерадостным голосом спросил: — Что, помощники смерти не обижают тебя? Им ведь только поддайся…
Но Сергей, сжавшись весь, ничего не ответил. С неожиданной для себя отчужденностью он подумал: «Ну вот…» И хотел приподняться, но опять побоялся, что жжение в ране распластает в беспамятстве, а он почему-то теперь не хотел бы при полковнике и при Лиде уплывать по безжизненной, черной реке, по которой не раз и не два уплывал за последние сутки. Уплывать-то легко, а назад возвращаться…
Он дышал тяжело, торопливо, с усилием, капли пота со лба поползли по щекам. Шерстобитов нагнулся, спросил по-отцовски участливо:
— Что, болит? Э-э, да ты, брат, совсем никуда! — Вспыхнул порохом, как обычно гневливо. — Двойных! Начальника госпиталя! Или нет… Погоди! — Позвал строго: — Сестра! Лида! А ну-ка идите сюда!
Та с волнением оглянулась:
— Простите… меня? Вы ко мне… товарищ полковник?
— А к кому же еще? — грубо бросил комдив.
Лида встала с березового чурбачка, на котором сидела, подбрасывая дрова, освещенная пламенем, золотая. Подошла, встала несколько боком.
— Я вас слушаю…
— Головой отвечаете мне за этого человека! — указал на Сергея коротким кивком Шерстобитов.
— Я за всех отвечаю.
— А за этого, значит, особо. По особому счету. — И полковник при этом назидательно поднял палец. — Приеду — проверю. За три дня чтоб поставили на ноги. Слышите?! — Он глядел на сестру очень строго, и слова были строгие, а Сергею казалось: и в словах и во взгляде комдива есть какой-то второй, скрытый смысл, непонятный им всем, окружающим, но понятный Лиде. А иначе… отчего бы она покраснела?
