* * *
35 лет, 6 месяцев, 22 дня
Суббота, 2 мая 1959 года
Мой взгляд останавливается на Лизон: она абсолютно неподвижна, но изнутри вся наполнена жизнью. Она улыбается мне и, все так же не двигаясь, говорит: Мое тело не танцует, а сердце – танцует вовсю! Ах, моя Лизон! Вот оно – счастье без всякой причины, кроме счастья жить на этом свете! Мне тоже знакомо, даже сейчас, это внутреннее ликование, от которого сердце рвется в пляс, хотя внешне приходится держаться спокойно. На итоговом совещании, например, когда Бертольё, наставив на нас свое допотопное пенсне, наполовину завешанное чудовищными бровями, толкует о «дифракции» и «линиях схождения, господа». Пляши, пляши, мое сердце!
* * *
36 лет, 4 месяца, 11 дней
Воскресенье, 21 февраля 1960 года
Вчера, дождь. Брюно играет в ковбоев и индейцев с фигурками, которые подарил ему на день рождения дядя Жорж. Целый час – сплошные атаки и контратаки, наступления, стратегические отходы на заранее подготовленные позиции, трубки мира, нарушенные перемирия, окружения, сокрушительные удары, рейды по тылам противника и в конце – кровавый разгром ковбоев, истребленных до последнего. Целый час крайнего возбуждения при почти неподвижном теле. Я, взрослый, смотрю на его игру с удивлением этнолога: неужели я был таким же в восемь лет? Что я почувствовал бы, если бы сегодня час или два играл в ковбоев и индейцев?
Днем проверил. Мона повела ребят в Ботанический сад (Нет, папа с нами не пойдет, ему надо работать), а я сел по-турецки на коврик Брюно. Не успел я расположить войска в боевом порядке, как мое тело сведенной поясницей указало мне, что я теряю драгоценное время. Великоват я уже, чтобы играть в солдатиков. Да и габариты не позволяют забираться в этот «волшебный фонарь». Тем временем в Ботаническом саду дети наслаждались кривыми зеркалами. Знаешь, и я тоже! – скажет, вернувшись домой, Мона. Как будто снова стала маленькой девочкой!
* * *
36 лет, 7 месяцев, 3 дня
Пятница, 13 мая 1960 года
Объявляя, что идет писать, Тижо всегда использует одну и ту же фразу: Ладно, пойду помою руки у какого-нибудь дерева. Сегодня после обеда, следуя какому-то странному побуждению, я проделал это в буквальном смысле. Сунул руки под собственную струю. Насколько мне известно, я никогда не делал этого, даже в детстве. Меня поразила температура мочи. Я чуть не обжегся. Мы – как «титаны» с постоянно кипящим содержимым. Хлипкие, как медузы, мы продвигаемся по жизни, писая кипятком. Поди узнай, что на меня нашло, с чего я вдруг проделал этот эксперимент – в тридцать шесть лет, вернувшись с переговоров по наиважнейшему контракту с нашими немецкими поставщиками. Есть над чем задуматься.
