Озера начинались тремя милями ниже мадьяфа Фалиха. Приближаясь к ним, мы миновали большую деревню, тянувшуюся примерно на 200 ярдов по левому берегу протока. Дома из циновок, прикрепленных к тростниковым аркам, располагались параллельно берегу, иногда совсем близко друг к другу. Перед домами стояли на привязи несколько телят, тут же бродили буйволицы. Я заметил двух или трех лошадей, туловища которых были покрыты ковриками, а передние ноги скованы железными стержнями. У лошадей Фалиха ноги были скованы таким же образом. В ответ на мой вопрос он объяснил:
— Благодаря этому лошадей нельзя украсть. Если спутать ноги лошади веревкой, вор перережет веревку, вскочит на лошадь — и поминай как звали. У нас лошади породистые, очень ценные, и мы бережем их.
— А почему они покрыты ковриками? Ведь сейчас не холодно.
— Чтобы их не кусали мухи.
По берегу за нашей лодкой бежали собаки. Каждые десять-пятнадцать ярдов они останавливались и, скаля зубы, захлебывались неистовым лаем. На границе своей территории очередная группа собак передавала эстафету другой.
Дети молча смотрели на нас, из домов выглядывали женщины. Ни одна из них не носила покрывало. Мужчин почти не было видно. Мы причалили у большого дома. Один из людей Фалиха крикнул:
— Заир Махайсин!
Из дома вышел пожилой человек, на ходу повязывая куфию.
— Добро пожаловать! Добро пожаловать, йа мухафаз! Входите, входите!
Фалих отказался, хотя человек этот уговаривал нас выпить кофе. Фалих спросил:
— Ты послал лодки с людьми на озеро?
— Да, мухафаз, они все уже там и ждут вас у устья протока.
— В тростниках есть кабаны?
— Есть, но они далеко разбрелись. Вода стоит довольно низко, и они не скапливаются на тростниковых островках.
— Ну, давай садись.
Заир Махайсин ловко забрался в лодку и уселся на настиле. Пассажиры всегда садятся на дно лодки, причем наиболее почетным считается место, ближайшее к корме, напротив кормовой банки. Когда лодка идет на веслах, двое гребцов садятся на корме, на приподнятой палубе, друг за другом, третий садится на передней банке — неудобном узком брусе, а четвертый становится на колени на носу. Я спросил Фалиха:
— Эти люди — маданы?
Фалих и заир Махайсин с улыбкой переглянулись. Фалих ответил:
— Нет, они обычные феллахи — земледельцы. Маданы живут на озерах. Ты увидишь их позже, когда попадешь в Эль-Кубаб.
Еще на подходе к деревне поля пшеницы и ячменя кончились. Проток, по которому шла лодка, был мелководный, и гребцы с трудом продвигали
