– Ты – плевок в супе, не перебивай ребенка, – сияя почти рекламной улыбкой, сказал Панк.
– Так вот. Но это мое мнение. Я их ненавижу, потому что они – глисты.
– Нифигассе завернула! – выпавший из синеватого рта окурок упал четко на носок нечищеного курносого казака.
– Рот ему закройте! Продолжай, ребенок, – дружелюбно успокоил меня Панк, почему-то разглядывая мои ноги в районе коленок.
– Они страну не любят, – торопливо объяснила я, – Они нас за людей не считают. Мне плевать, что они преступники. Но как они могут управлять страной, которую ненавидят?
– А причем тут глисты? – опомнился самый старый щетинистый говнарь.
– При том. Глист может сожрать тело, в котором живет. И они точно так поступают с нами. Они доят нас как корову. Уже и вымя оторвали, а все молока требуют.
Обдумав мои слова, говнари медленно потопали обратно в свое логово. Каждый счел нужным похлопать меня по плечу. Теперь придется отстирывать любимую кофточку.
– Раньше говорили «рачительный хозяин». Вот такому правителю я бы обрадовалась, – запоздало пробормотала я, удивляясь своему высказыванию.
– Глисты. Или вампиры. Это одно и тоже, – решил Вова, думая о чем-то своем, – И те и другие сосут все полезное до последней капли.
– Ты ошибаешься, брат. Глисты, в отличие от вампиров, являются без приглашения, – уточнил один из говнарей.
Беседа выбралась из тупика и потекла в новом направлении. Все были довольны и глубокомысленны.
– Я же говорил – устами младенца… А на пиво не отслюнявишь? – с неуемным ехидством, поинтересовался Панк, считая, что я ожидаю именно такого вопроса.
– Нет, – твердо отказала я.
Не потому что жаль. Просто денег не было.
Улыбнувшись, Панк нахально чмокнул меня в макушку, доверительно сообщив «давно хотел это сделать».
– А ты ничего. Правильная, – вместо прощанья высказался Вова.
Сохранив булочки и хорошее настроение, я пошла домой с чувством выполненного долга. Я ужасно люблю объяснять прохожим как им дойти до нужной улицы, а тут почти на политические темы поговорить удалось и мной остались довольны.
В районе макушки сохранилось чужое тепло, вызывая острый приступ эйфории. Буд-то макушку пригревал солнечный луч. Ощущение странное и волнительное. Встрепенувшись, в животе ожили бабочки и испугали меня – я уже и забыла об их существовании. Личность раздвоилась. Бабочки намекали на чувство, а мозг насмехался – это не твой мужчина. До такой степени не твой, что дальше некуда. Обычный говнарь. Только припанкованный с виду.
