Больцано пытается показать связь логики с действительностью, включить действительное бытие через объективные созерцания в логику, но это оказывается нелегким делом. Из чистых понятий, полагает он, нельзя составить представление о конкретной действительной вещи, например представление именно об этом доме, этом конкретном дереве (см. 21, 1, 315). Мы можем сколько угодно присоединять к понятию «дом» определения, в которых выражаются свойства именно этого дома, но конкретность охватить в понятиях не сможем. Например, к субъекту предложения «роза» можно присоединить предикаты «красная», «колючая», «с приятным запахом», «большая» и т. д. и т. п. Но эти же самые свойства, выраженные в предикатах, можно присоединить и к другим розам, которых я сейчас не вижу. Конкретность ускользает от нас. Любое слово обобщает. Об этом знает Больцано, поэтому и говорит, что чистые понятия можно сообщать посредством слов, а чистые созерцания нельзя. Эту трудность передачи конкретного в понятиях чешский философ не может преодолеть, рассматривая (метафизически в данном случае) отношение общего и индивидуального. Единичное, индивидуальное существует как бы отдельно от общего.
Общее извне присоединяется к единичному. В «Парадоксах бесконечного» Больцано пишет, что опыт ничему нас не учит, что восприятие, «не соединенное с известными истинами, касающимися чистых понятий, учит нас только тому, что мы вообще имеем те или другие восприятия, или представления». Например, о том, что является причиной восприятия, мы знаем из «истин, касающихся чистых понятий и придумываемых нашим разумом» (8, 99). В письме к философу Экснеру Больцано говорит об этом еще более определенно: «Общие представления, например „красное вообще“, „благоухание“, не абстрагируются от созерцания (розы. — В. К.), как если бы они в нем уже были, но, наоборот, добавляются к нему через опосредствование суждения» (цит. по: 41, 71). Больцано неверно истолковывает тот факт, что чувственные восприятия опосредствованы прошлым опытом, имеющимися знаниями, категориальной структурой нашего сознания. Исторический, а тем более социальный подход к познанию у мыслителя отсутствует. Он признается, что долго колебался при решении проблемы, являются ли такие понятия, как «красное», «сладкое», «благоуханное» и т. п., чистыми, или в них имеются созерцания. Его окончательное мнение склонилось к тому, что такие понятия являются чистыми, но сложными, хотя и не известно, из каких частей они состоят (см. 21,
