И вот теперь, на границе сумерек и ночи, он сидел и чувствовал, что медленно тонет в равнодушно-тоскливом забытьи. И чем дальше, тем отчетливее он сознавал, что все это особым образом связано с женой. Ему вдруг пришло в голову, что они соединены не просто узами супружества, но их судьбы сложно переплетены множеством тайных нитей. Вот про эти нити он ничего не мог понять!
В семье Студенецких давно установились отношения натянутого нейтралитета. Глеб не интересовался тем, что делает жена, и сам обладал полнейшей свободой действий, но ею не пользовался – не нужно это было ему, все время поглощал бизнес, да и по натуре он был чрезмерно брезглив и надменен. Прошлое?.. Нет, оно, конечно, не было забыто, но оба, и Глеб и Елена, по негласному обоюдному уговору как бы заперли его в шкаф с мутными стеклами – оно стояло там, смутно видимое, недвижимое и безгласное, и супруги делали вид, что не замечают его.
Глеб взглянул в сиротливый блокнот, перевел взгляд на рюмку. Нет, не идет мысль, ничего уже не выйдет сегодня… Он сделал усилие над собой и опрокинул порцию виски в горло. Спиртное горячо ударило в голову, жаркой волной стало расплываться по всему телу. Стиснув зубы, Глеб проскрежетал матерное ругательство… Схватил бутылку, налил еще рюмку, жадно выпил, вскочил и устремился в спальню жены – будь что будет!
Елена, проводив Костю, постаралась как можно незаметнее прошмыгнуть к себе и запереться изнутри, после чего испытала дивное облегчение.
«Как в крепости!..» – мелькнула мысль, и вслед за нею на душе стало немного смешно и очень противно.
– Ну и что, – медленно произнесла она вполголоса, – я теперь так и буду сидеть всю жизнь взаперти?..
Да нет, конечно. Она понимала, что это чем-то должно кончиться. Чем?! А вот на это ответа не было.
Мужа она сейчас видеть не могла. Физически его присутствия не вынесла бы. Вот сейчас вздумай он ворваться в ее комнату… Нет, это невозможно было представить! Она вдруг поняла, что в этом случае билась бы, кусалась и орала как безумная и не далась бы ему, пока жива.
Все эти мысли клубились в ней под нервное хождение из угла в угол. Ходила она быстро, резко – но вот замедлила шаг, лицо – злое, ненавидящее – изменилось, став сперва недоуменным, затем растерянным, беспомощным… и, наконец, она остановилась у окна, чувствуя, что сейчас разрыдается. Нет! Нет! Нельзя. Нельзя раскисать. Елена вздохнула, усиленно поморгала, не дав слезам пролиться. «Надо вспомнить что-нибудь хорошее!» – решила она. Что?
