В конце концов, я решил зайти к Кэлли, потому что после встречи с ней мне станет лучше. Я собирался забежать на минутку, но столько эмоций обрушилось на меня, что я не мог себя контролировать, и нас накрыло страстью. Когда Кэлли кончила, я чуть не умер. Мне хотелось сорвать с нее одежду и вонзить в нее свой член, почувствовать ее везде — почувствовать все. Но я боюсь того, что произойдет, если мы перейдем эту черту. Что это значит для нее, что это значит для меня. У меня в голове полная неразбериха. Я должен уйти от нее, но я чертовски слаб для этого.
Кэлли бродит по маленькой комнатке в подвале моего дома, рассматривая трофеи и фотографии на стене. Она глядит на кровать в углу, а потом на кожаные диваны и телевизор. То место на стене, куда я бил, заделали, как будто той ночи и не было. Но это не так. И часть меня этому рада, потому что так в моей жизни появилась Кэлли.
— Так что это такое? — с любопытством спрашивает она. — Вроде твоей холостяцкой берлоги?
Я открываю боковую дверь, ведущую на улицу, чтобы впустить Люка — он бегал к грузовику за сумкой-холодильником. К счастью, на ночь моего отца не будет, а мама не видела, как мы приехали.
— Думаю, ее можно так назвать. На самом деле, раньше мы здесь с братьями прятались, когда пытались казаться невидимыми. — Так странно открыто говорить с ней об этом.
Она садится на спинку дивана, свесив ноги через край.
— Как бы мне хотелось тоже иметь такую комнату в детстве.
— Ну, так чем сегодня займемся? — Внутрь вваливается Люк, таща голубую сумку-холодильник, у него раскраснелось лицо, а в волосах грязь. — Лично я не хотел бы заново пережить последний вечер, когда мы тут тусовались.
— А что тогда произошло? — с любопытством спрашивает Кэлли.
— Кто-то напился и подрался с Дэном Зельманом. — Люк смотрит на меня, когда ставит сумку на стол. — Было чертовски глупо с твоей стороны затевать с ним драку.
От этого воспоминания я морщусь и сжимаю руку.
— Да, было больно.
Кэлли смотрит на меня.
— Дэн Зельман? Он же огромный. Из-за чего ты с ним подрался?
Я пожимаю плечами, присаживаясь к ней на диван.
— Я был пьян. — Я понижаю голос до шепота и наклоняюсь к ее уху. — А еще я был расстроен, что у меня не хватило смелости кое-кому набить морду в то утро.
— Твоему отцу? — шепчет она, поворачиваясь ко мне, ее губы едва касаются моих.
Я неловко ерзаю.
— Да, очень сильно.
Люк открывает холодильник, и на пол падают бутылки с пивом, звякает стекло.
— Твою мать! Я не виноват.
