* * *
Родители поручили 4-летней девочке следить за коляской с маленьким братиком. Девочка гуляет во дворе, в конце которого – пруд. Она отвлекается, коляска катится, младенец выпадает прямо в воду и, слава богу, отделывается легким испугом. Родители жестоко наказывают старшую сестру за халатность и та всю жизнь, вплоть до своего 40-летия, уверена, что полностью виновата в произошедшем. Ей даже не приходит на ум, что родители неправомочно переложили свою ответственность на малышку, укоряя ее за это происшествие всю жизнь. Она настолько свыклась со своей виновностью, все детство и юность подтверждаемую родителями, что свои неудачные попытки забеременеть тоже рассматривает через призму собственной неполноценности.
* * *
Со стороны совершенно очевидно, что ребенок не может взвешивать свои усилия, управлять моторикой, чувствами и побуждениями и, конечно же, не способен пока отслеживать причинно-следственные связи и понимать последствия своих действий. Взрослые люди, не понимающие психологических особенностей ребенка, сначала приписывают ему способности, которых у него нет, а потом винят его за якобы преднамеренное вредительство.
Хуже этого только ультиматум: «Если ты не признаешь свою вину, я не буду с тобой разговаривать». И ребенок вынужден признавать несуществующую вину под угрозой невыносимого для себя бойкота или под страхом физического наказания. В результате он признает эти правила игры как единственно верные и свыкается с несправедливо навязанной ему виновностью.
Такой расклад навсегда вносит путаницу в сознание: чего от меня хотят – быть виновным или исправить ошибку? Хоть изначально предполагается, что нужно сначала признать вину, а потом исправлять содеянное, ребенок справедливо заключает: достаточно продемонстрировать вину, ничего не исправляя. Поэтому он вымаливает у родителей прощение как актер погорелого театра и уверяет, что «больше так не будет», подменяя ответственность демонстрацией чувства вины.
* * *
Молодая участница продвинутого курса исследовала свое укорененное чувство несправедливости, связанное с мужчинами. Она рассказала, что ее отец имел обыкновение, вальяжно разлегшись на диване, заставлять ее признавать себя виноватой даже в случаях, когда она чувствовала свою правоту. Он отвергал и бойкотировал ее до тех пор, пока она не приходила к нему с извинениями, кипя от гнева и возмущения. Выработав привычку соглашаться с авторитарной мужской позицией, она живет с непримиримым презрением к мужчинам и одновременно зависит от их снисходительного одобрения. Ее взаимоотношения с мужчинами строятся и распадаются по схожему сценарию.
