– В каком смысле? – зачем-то переспросил Шимкевич.
Солдаты переглянулись, осклабились.
– Во малахольный. Изменником твой Корнилов оказался, понял? Сам Керенский вне закона его сегодня объявил.
– А все ударники – за Корнилова, – пояснил второй.
– Сымай, сымай, – поощрил еще один, поднимая винтовку. – Да живенько.
«Кажется, я их уже где-то видел, – холодно, отстраненно подумал Шимкевич, роняя ладонь на кобуру. – В кофейне? Или на митинге у реки? Неважно. Какая разница… Снять погоны – и остаться живым… Выбор. Мой выбор».
– А ты попробуй, сними, – по-прежнему очень тихо произнес он, глядя в упор на стоящего в центре группы солдата. – Давай, сними мои корниловские погоны. Попробуй, мразь…
Он успел выпустить в упор только одну пулю. Били его долго, кололи окровавленное тело штыками, и только огонь, который открыл по группе убийц с проезжавшей мимо пролетки какой-то офицер, разогнал озверевших, опьяненных кровью солдат.
Сознание вернулось как-то сразу, рывком. Человек, лежавший в небольшой палате Серафимовского лазарета, открыл левый глаз и посмотрел на высокий белый потолок. Потом открыл и правый глаз. Видел он почему-то хуже, мутнее.
«Что я здесь делаю? – думал человек, забинтованный и распростертый на походной койке. – И что это за комната?» Он попытался вспомнить последнее, что с ним было, но вместо памяти почему-то была странная, абстрактная пустота, словно все воспоминания вымерзли…
Дверь в палату приотворилась, и в комнату вошла женщина в косынке сестры милосердия. Она привычным движением раздвинула на окнах шторы, впустив в комнату яркий зимний свет, повернулась к раненому… и, ошеломленно вскрикнув, бросилась к нему. Рыдала, целовала руки. А человек смотрел на нее, не понимая, почему, отчего плачет эта красивая сестра милосердия, кто он, что вообще происходит…
Операцию Владимиру делал главный хирург госпиталя, одновременно возглавлявший его – иеромонах отец Николай. Ассистировать хотела Варя, но ее не пустили. На офицере не было живого места. Глаза уцелели чудом, вместо правого – сплошная кровяная корка. Девятнадцать штыковых ран. По кусочкам восстанавливали лицо, тело… Операция длилась пятнадцать часов без перерыва. Все это время Варя молилась в лазаретной церкви. Плакала и молилась. Ей, беременной, тяжело было стоять на коленях, но она стояла, пока не упала без сознания…
Витенька родился 5 ноября 1917-го. За это время много чего успело случиться – в Петрограде произошел переворот, власть взяли большевики. В Минске какое-то время царило «междуцарствие» – был Комитет спасения революции и Военно-революционный комитет, который в итоге и победил. Вернее, как победил – просто громко заявил о том, что власть в городе и на фронте переходит к большевикам. Защищать Временное правительство желающих не было: солдаты ненавидели его за то, что Керенский затягивает войну, офицеры – за то, что после объявления Корнилова изменником офицерство было практически отдано на растерзание солдатам. Владимир и стал одной из первых жертв этой расправы, которая прокатилась в конце августа по всему Западному фронту.
