— Пожалуйста, скажи что-нибудь.
— Я, как и ты, не знаю, о чем. Ты была права, когда говорила, что другая, что изменилась. Я не предполагал, что настолько.
Как же так? Он словно воплощал сейчас все мои самые потаенные страхи, убивая меня по капле, и даже яда не потребовалось. Просто слова.
— Я не знаю тебя теперешнюю. Не уверен, что хочу знать.
Мне показалось. Нет, мне просто показалось. И больно стало. Азраэль был прав.
— И что? Это конец? Ты не хочешь больше бороться? Бороться за нас?
— С кем? С тобой? Я мог бы бороться хоть со всем миром, но это твоя природа.
Какая чушь. Он не может в это верить. Ведь я здесь. Ну, посмотри же! Я здесь, с тобой. Жду и люблю тебя по-прежнему. Не разрушай все, ну пожалуйста, не убивай.
— Ты дал обещание.
Это был последний аргумент. Последняя надежда, которая рухнула, едва он продолжил.
— Обещания для того и нужны, чтобы их нарушать. Разве ты не знала?
— Нет. Этой простой истине меня не научили.
Надо же. А мне казалось, что дерзить я разучилась.
— Я не чудовище, Аура. Просто понимаю и принимаю реальность.
— И что же это за реальность такая? Просвети меня.
Он наконец поднялся. Подошел ко мне, вот только не чувствовалось в нем ничего. Даже его прикосновения были пустыми и холодными, как лед, а от поцелуя… мне стало больно. Не в душе, она, казалось, разорвалась от отчаяния — а физически. Мне стало больно, словно на губах содрали кожу. Отшатнулась. Коснулась губ, нет. Все в порядке. И в полном шоке уставилась на него.
— Что это такое?
— Твоя природа.
— О чем ты говоришь? Мне больно тебя целовать.
— Да. Я знаю.
Ненавижу, когда он говорит так, словно приговор зачитывает. А именно так и было сейчас.
— Это ненормально.
— Это то, что ты чувствуешь сейчас. Посмотри.
Он протянул руку, просто коснулся лица, провел пальцем, а у меня на щеке кровавый след образовался.
— Как такое возможно? У Гвинервы не было.
— Гвинерва не была Леер. Она не принадлежала к королевской династии, не была носителем света, Аура. И никакая магия здесь ни при чем. Просто твоему телу неприятны мои прикосновения.
Хуже всего было не то, что я понимала — он прав, а то, как просто и равнодушно он это говорил. Словно ему все равно. Словно он уже смирился с тем, что потерял меня. И не перестал при этом жить, дышать, улыбаться.
— Может, еще скажешь, что это к лучшему?
Не сказал. Промолчал, как всегда.
Захотелось сбежать. Сейчас что-то плохое происходило. Непоправимое. Но еще непоправимее станет, если я уйду. И мы оба это поняли.
