— Но мертвецом очень красивым, иначе, что вы там, Анна Николаевна, ни говорите, несмотря на все ваше мягкосердечие, вы не уложили бы его в свою берлину и не привезли бы сюда, — закончила Соня со звонким смехом.
Яркая краска залила щеки Анны Николаевны.
— Тише, — воскликнула она, — ты его разбудишь, ему сон теперь необходим.
L — А еще более необходим для тебя. Пока он спит, ты можешь им свободно любоваться; ведь ты с него глаз не спускаешь… До чего ты влюбчива, Анюта, так это просто удивительно! Смотри, чтоб это не кончилось очень печально!
— У тебя на уме только глупости! Ты удивительный человек, Соня! Если бы я не знала твоего доброго сердца, так можно было бы подумать, что ты вся соткана из ехидства. Неужели я не могу загладить свою вину без того, чтоб меня не обвинили в какой-то излишней влюбчивости? Меня, кажется, никто в этом упрекнуть не может! — и Анна Николаевна обиженно поджала свои красивые губы.
Подруга быстро притянула ее голову и звонко поцеловала.
— Ну, не дуйся, пожалуйста! Во-первых, это к тебе и не идет, а, во-вторых, я ничего обидного не сказала, а просто предостерегаю тебя. Было бы очень печально, если бы ты, залечив рану этого молодого человека, полученную им по твоей вине, нанесла ему более серьезную рану и, может быть, даже смертельную.
— Это что за странный намек? — бледнея, спросила Анна Николаевна.
— Я не только намекаю, я говорю прямо: не забудь, что Александр Иванович ревнив, как черт.
— При чем же здесь Александр Иванович? — вспыхнув, проговорила молодая женщина.
Соня погрозила пальцем.
— Ты начинаешь со мною хитрить, Анюта! Кому же не известно в Петербурге, что граф Александр Иванович Головкин влюблен, как мартовский кот, в ее светлость княгиню Трубецкую?
Анна Николаевна рассмеялась, но глаза ее были грустны.
— Я против этого не спорю, — сказала она, — но, кажется, в то же время никто не скажет, чтобы Анна Николаевна Трубецкая отвечала на кошачью любовь графа Головкина. Я ему не мешаю меня любить, но это еще не значит, чтобы я когда-нибудь ответила на его чувство, и это вам, Софья Дмитриевна, должно быть ведомо.
Соня пристально поглядела на подругу, затем быстро обняла ее талию, прильнула губами к ее уху и шепнула:
— А хочешь, Анюта, я тебе скажу новость?
— Какую?
— Ты, голубушка, влюблена, и влюблена не в кого иного, — как в сего неведомого кавалера, — и она повела рукой по направлению постели, где лежал Баскаков…
Трубецкая вспыхнула, резко отшатнулась от подруги и дрожащим от смущения голосом проговорила:
