— Я ничего не имею против того, чтобы и вас так же положить к своим ногам, но скажите мне, ради Бога, почему и вашему приятелю, и вам пришло такое странное желание отделаться от меня? К чему вы со мной затеяли ссору, к чему, наконец, против всяких правил вы теперь скрестили свою шпагу с моей?
— Потому что мы должны убить тебя, потому что нам необходимо уничтожить такого зоркого шпиона, каким считаешься ты.
Говоря это, он продолжал нападать. Василий Григорьевич, изумленный донельзя, ловя острием своей шпаги его клинок, отозвался:
— Да вы, сударь; жестоко ошиблись, вы, очевидно, приняли меня совсем не за того; я вас в жизни вижу первый раз и, клянусь вам Богом, не только никогда не был шпионом, но всего только третий день, как приехал в Петербург.
Он произнес эту фразу таким горячим, убедительным тоном, что приятель измайловца отступил на шаг и опустил свою шпагу.
— Неужели же нас ввело в заблуждение сходство? — пробормотал он. — Но ведь этого быть не может, я бы готов был поклясться, что вы — не кто иной, как тот человек, который нас преследовал так долго и от которого нам необходимо было избавиться.
Как ни был грустно настроен Василий Григорьевич, как ни тяжело ему было сознавать, что он, хотя и против воли, но обагрил себя человеческой кровью, что он, может быть, сделался убийцей, но он рассмеялся.
— Уверяю вас, — проговорил он, — что я никогда никого не преследовал и, может быть, даже сам, не сегодня, так завтра, попаду в руки бироновских палачей. Я — москвич, никогда не жил в Петербурге и приехал сюда совершенно случайно.
— Если это так, то это положительно невероятно. Но скажите, ради Бога, как же вас зовут?
— С этого нужно было начать, сударь, — улыбаясь, отозвался Баскаков. — Я — чиновник московского отделения берг-коллегии, и зовут меня Василием Баскаковым.
— Баскаковым… — изумленно протянул приятель измайловца, — да вы не приходитесь ли родственником Николаю Львовичу Баскакову?
— Двоюродный его брат, государь мой.
— Фу-ты, черт! — воскликнул тот. — Вот так оказия! Бывали со мной всякие случаи, а о таком и помышлять не приходилось. Ну, скажите на милость, только того и не хватало, чтобы двоюродного брата моего задушевного друга Николашки чуть-чуть на тот свет не отправить. Простите меня, ради Бога! — И, быстро вложив шпагу в ножны, он подошел к Василию Григорьевичу и протянул ему руку. — Позвольте, кстати, и познакомиться. Зовут меня Лихаревым, а величают Антоном Петровичем. Мы с Николаем Баскаковым — давние друзья, и я очень рад нашей встрече, хотя и случившейся при таких странных обстоятельствах, еще раз, простите меня!
