Гонцы вытянулись по стойке «смирно», подражая солдатам у входа — неудачной копией: Рони любовался на Элоизу, а у Целеста немилосердно зачесался нос. Стараясь отвлечься, он пересчитывал членов Сената — высшая аристократия, совет Тридцати. Помимо Элоизы он узнал красногубого паренька, чей мобиль бесславно потонул в новемской луже.
«Мир тесен…» — Целест все-таки шмыгнул носом. К своему и, кажется, Элоизы стыду. Остальные подчеркнуто не заметили — в первую очередь отец; Адриан Альена кивнул стражу, чтобы тот загрузил инфокарту в проектор.
Из пола с тихим скрипом выдвинулся экран, вмонтированный в каменную подставку, а назойливый свет совиных глаз-лампочек померк, оставив после себя мигрень и резь в пересохшей сетчатке; неудивительно, что совещания Сената длятся час-два — не более. Трудно без теней.
Проектор исказила рябь, а потом предстали старые знакомые — четверо; дежавю эпизода в камере, разве недоставало ядовитых лиан нейтрасети. Нос смилостивился над Целестом и больше не чесался, зато заныла больная нога; он проклинал чей-то злой умысел, закон подлости и самую судьбу. Хотя — хуже, если бы приходилось, как Элоизе, заседать в компании отца и двадцати восьми напыщенных типов.
Честное слово, судьбы мира не стоят зудящей голени.
На мониторе выступал Гораций. Запинался и теребил знакомое пенсне, словно его заставляли говорить, угрожая расправой. На заднем плане сложила руки на груди Декстра, под кожей подрагивали резко очерченные, как у атлета, мускулы. Винсент подниматься с кресла целесообразным не счел, а ученый-Флоренц явно дожидался своей очереди.
Гораций просил помощи. Просил денег — на «многократно усиленное производство нейтрасети ввиду острой необходимости оной», просил людей из стражи, вплоть до «введения комендантского часа для мирного населения». Мол, «упростит патрулирование Магнитами общественных мест».
Целест сравнил речь с монотонным стрекотанием сверчка.
«Черта лысого добьются». — Он покосился на напарника, но Рони уставился в пол, словно изучал карту острова сокровищ.
— Мы вынуждены запрашивать столь радикальные меры, — в финале взял слово ученый, — поскольку у нас имеется версия, что «разумные одержимые» не есть проявление непосредственно болезни. — В отличие от теоретика, говорил Флоренц гладко, но тут слышимо проглотил слюну. — Не хотелось бы делать преждевременных выводов и пугать вас, уважаемые господа сенаторы, но… Лично я и несколько коллег склонны предположить появление так называемого Амбивалента.
