Приземлившись прямо на крыше донжона, стащил со спины Птицы мешок с трофеями, кинул его вниз и прыгнул сам.
— Свободен пока! — Улыбнулся своему верному небесному коню.
«Спасибо, хозяин!», — Довольно пробасило в моей голове в ответ, — «Я полетаю пока, можно?»
— Конечно, да! Сказал же, свободен. Лети!
Неуклюже переваливаясь, дракон подошёл к краю башни и просто рухнул с неё вниз, одновременно расправляя перепончатые крылья. Я побежал следом, полюбоваться на полёт величественного хозяина небес, и как — раз успел к тому моменту, когда он выходил из крутого пике перед самой землёй, провожаемый испуганными воплями копошащихся на земле людишек. Смотря за горделиво удаляющейся крылатой тушей, испытывал двойственные чувства — радость, что под моим началом находится такая сила, и беспокойство за мораль войск и жителей…
Когда Птица, наконец, скрылся из виду, взвалил на себя тюк с награбленным добром и не без удовольствие покинул продуваемую всеми ветрами открытую площадку. Хоть мана восстанавливалась и там, но куда приятней делать это в сухости тепле, желательно перед камином и с какой‑нибудь сговорчивой служанкой под боком. Так отчётливо себе представил данную картину, что, сдав трофеи в оружейную, предоставив молчаливому старому воину заниматься их осмотром и сортировкой, так и распорядился — развести огонь в камине, принести поесть, и девку.
И, каюсь, мана восстановилась гораздо быстрее, чем я вышел навстречу непогоде снова. Очень уж приятно было лежать, сжимая в руках трепещущее женское тело, и смотреть в огонь. Потому что ни на что другое сил уже не было. Правда, вся эта идиллия продолжалась лишь до того момента, как я посмотрел ей в глаза. Всё очарование момента враз пропало, когда я увидел их пустое выражение…
Собрав всю силу воли, я натянул на себя высохшую уже одежду. Не забыв, для начала, заглянуть к портному и отдать распоряжения по пошиву плаща, нашёл на карте и вызвал вора и Лунную Птцу. Причём, последний сидел на каком‑то утёсе, пировал горной козой. С тоской оглянувшись на уютно хрустящий поленьями огонь и лежащую в постели обнажённую служанку, вздохнул и вновь вышел навстречу отвратительной смеси из ветра, снега и дождя.
Правда, вылет пришлось немного отложить. Причиной послужил выбежавший на «взлётную площадку» садовник, бешено размахивающий руками и не переставая кричащий:
— Господина, большая злобная Ратмира не давать копать! Говорить надо господина показать! Говорить надо срочно господина звать, говорить надо обязательна сокровище показать, иначе не давать ваша верная садовника дальше копать, яблоня сажать!..
