Господин Ничто продолжает браниться своим резким, грубым голосом:
— Вот так, я выпил воды… это было сильнее меня. А вот этого-то никак нельзя было делать… Ни одно животное не стало бы так поступать, и теперь я жестоко наказан! Ах, тысяча чертей! У меня внутри все горит, мне кажется, что в моих венах течет кипяток! А ведь Лобанов запретил мне пить! В моем новом состоянии я должен питаться лишь химическими гранулами, в них при их малом объеме — максимум питательных веществ… и, главное, пить лишь жидкость, полученную из физиологического раствора, иначе меня ожидают жестокие мучения, а может быть, даже… смертельная опасность! Загнусь, как жаба, попавшая в банку с табаком! Вот каков будет дурацкий конец господина Ничто! Ах, как я страдаю! Что со мной будет? Проклятье! Меня теперь можно увидеть! Пока еще очень неясно! Призрак… отвратительная карикатура на живого человека!
Видимо, взгляд невидимки останавливается на мгновение на большом зеркале, что висит над святыми иконами. У него вырывается с трудом сдерживаемый хриплый крик! Крик ярости, а возможно, и ужаса…
В зеркале, словно где-то вдалеке, показалось странное неясное лицо с едва различимыми расплывчатыми контурами. И все-таки это человеческое лицо… Но лицо, которое может привидеться только в кошмаре, прозрачное, словно стекловидное, бесцветное и тем не менее живое, как бы выступающее из вязкого тумана. В тусклых, чуть раскосых бесцветных глазах нет ни искры жизни. Крупный нос выступает вперед, широкий, приплюснутый, с большими ноздрями, настоящий нос казака, выделяющийся на лице с густой лопатообразной бородой. Могучий торс бывшего невидимки покрыт шерстью, движения его лихорадочны. Он в бешенстве восклицает со злой иронией:
— Да, это так… так и есть, это я… немного изменился, и все-таки меня вполне можно узнать. И вот чего я достиг! Так глупо… Я сам виноват! Ведь знал же прекрасно, к чему это приведет…
Отец Василий тоже видит отражение в зеркале, а также и реальную фигуру и снова начинает дрожать. Волей-неволей бедняга уже почти примирился с тем, что его непрошеного гостя нельзя увидеть. Но это страшное и нелепое существо внушает ему безумный, леденящий страх: человек ли это, сей жуткий призрак, чудовище, что кажется высеченным из огромной глыбы льда, слегка потемневшего от облака пара?
Нет! Ведь, если это и есть материальный облик, так сказать, материальное воплощение господина Ничто, то в сем трагическом и таинственном существе нет ничего человеческого.
