Неподалеку, ничком, в луже крови, неподвижно лежит, словно мертвый, секретарь Борисова.
Сейф, где должны храниться важные документы, открыт и, видимо, пуст. Но в камине догорают обрывки бумаги.
И наконец, на стене кровью написаны три слова:
Нечто вроде девиза, лаконичного девиза, в котором, кажется, таится страшная угроза обществу, его устройству и властям, что им управляют.
Тотчас же появился дежурный врач, он осмотрел оба трупа, начав с тела генерала.
— Ничего не поделаешь, — говорит он грустно, — сердце пронзено насквозь, смерть наступила мгновенно.
Что же касается секретаря, то тут у почтенного эскулапа имеются некоторые сомнения. Кожа Федора еще сохраняет теплоту. И хотя сердце его больше не бьется, во всяком случае, на первый взгляд, есть основания предполагать, что в организме еще сохраняются еле уловимые признаки жизни, впрочем, сердце его также задето. Молодой человек обречен, и врач заявляет, что раненый даже не придет в сознание. И в заключение добавляет:
— Он уже ничего не видит, не слышит, ничего не чувствует… тут ничего не поделаешь… с минуты на минуту наступит смерть. И ничто в мире не в силах его спасти!..
— Вы уверены? — произносит звонкий и благозвучный голос в кабинете, где в полной растерянности суетятся несколько приближенных генерала.
Врач в ярости оборачивается. Но, узнав человека, произнесшего эту фразу, весьма любезно ему кланяется и отвечает с почтением:
— Ах, это вы, профессор Лобанов! Видите ли, дорогой мэтр, для этого должно было бы произойти чудо!
— Ну что же… сейчас я его совершу…
С этими словами вновь пришедший достает из кармана небольшую медицинскую сумку, вытаскивает маленькую стеклянную ампулу, подобную тем, в которых хранятся некоторые летучие вещества, в частности нитрит амила, затем достает шприц доктора Правца. Он разбивает ампулу, вытягивает с помощью шприца ее содержимое, вводит иглу в рану и осторожно нажимает на поршень.
И тогда происходит нечто совершенно невероятное и поистине поразительное: по мере того как жидкость проникает в рану, умирающий возвращается к жизни. Его тусклые, остекленевшие глаза оживают, свет мысли загорается в безжизненных зрачках, щеки слегка розовеют, сжавшиеся ноздри расширяются, губы приоткрываются… Легкий стон вырывается из горла, грудь медленно приподнимается…
И происходит все это за какую-то минуту, в то время как врач, напряженно, тяжело дыша, со все возрастающим изумлением смотрит то на профессора, то на пациента.
