Часа в четыре в замке поворачивается ключ. Я громко здороваюсь.
– Вилли, ты вернулся. И ты готовишь… – говорит Брудье, заворачивая в кухню. А потом резко сморкается. – Что случилось?
– Чего? – А потом я понимаю, что он про слезы. – Да это от лука, – объясняю я.
– А, – говорит он, – из-за лука. – Брудье берет деревянную ложку, опускает ее в соус, дует, пробует. Потом достает из ящика сушеные травы, перетирает их между пальцами и высыпает в соус. Несколько раз встряхивает солонкой и крутит мельницу с перцем. Убавляет огонь и накрывает крышкой. – А если не из-за лука…
– А из-за чего же?
Он шаркает ногой по полу.
– Да я беспокоился из-за тебя после того вечера, – говорит он. – Когда мы в кино ходили.
– А что такого? – спрашиваю я.
Он начинает что-то говорить, но останавливается.
– Да ничего. Значит, Ана Лусиа? Опять?
– Ага. Ана Лусиа. Опять, – добавить мне нечего, и я опять предпочитаю говорить ни о чем. – Она привет передает.
– Не сомневаюсь. – Брудье не верит в это ни на секунду.
– Есть хочешь?
– Хочу, – отвечает он, – но соус еще не готов.
Он уходит в свою комнату, что меня весьма удивляет. Отказываться от еды – не в его привычках, независимо от того, готова ли она. Я видел, как Брудье ел сырые котлеты для гамбургера. Соус кипит. Аромат заполняет весь дом, а он все не спускается. Тогда я сам поднимаюсь и стучу в его дверь.
– Еще не проголодался? – спрашиваю я.
– Я вечно голодный.
– Так спустишься? Я пасту сделаю.
Он качает головой.
– У тебя что, голодная забастовка? – в шутку интересуюсь я. – Как у Сарсака?[29]
Брудье пожимает плечами.
– Может, я последую его примеру.
– И чего будешь добиваться? Дело, наверное, важное, раз уж ты от еды отказываешься.
– Ты мне важен.
– Я?
Брудье резко крутится на стуле.
– Вилли, мы ведь раньше всем друг с другом делились?
– Разумеется.
– И всегда были добрыми друзьями? Даже когда я уехал, мы остались близки. Даже когда ты уехал и не выходил на связь, я думал, что мы друзья, а теперь ты вернулся, и этого уже нельзя сказать, да?
– Ты о чем?
– Вилли, где ты был?
– Где был? С Аной Лусией. Боже мой, ты же сам сказал, что мне нужен секс, чтобы обо всем забыть.
У него вспыхивают глаза.
– О чем, Вилли?
Я сажусь на кровать. О чем мне надо забыть? Вот это вопрос, и сейчас он встал передо мной в полный рост.
– О папе? – предполагает Брудье. – Нормально, что ты еще из-за него переживаешь. Прошло только три года. Я Варкена столько же не мог забыть, а он был лишь псом.
Смерть Брама меня подкосила. Правда. Но это было давно, после этого мне стало лучше, так что я не понимаю, почему мне снова так хреново сейчас. Может, потому, что я в Голландию вернулся. Может, остаться тут было ошибкой.
