— А тот лик, что мы с тобой тогда писали, всё время у меня перед глазами стоит.
— Неужто, князь! — прямо по-детски обрадовался владыка похвале. — Когда так, бери в дар образ сей.
— Спаси Христос, владыка, достоин ли я?
— Достоин, достоин... Вот к нам на помощь пришёл, — сказал и посмотрел пытливо, желая распознать, уловил ли молодой московский князь подспудный его намёк, и сразу подобрел, услышав ответ:
— Попрекнул меня твой посадник, будто промешкали мы. На то причины были. С Литвой осложнения, а тут ещё ханский посол Коча прибыл.
— Ведаем, ведаем о сих затруднениях, понимаем.
— Зато и воинство мы собрали большое, готовились ведь не Ольгерда урезонивать, а идти на свеев.
— Так и есть, Иван Иванович, о шведах мы сейчас и потолкуем. — Он позвонил в серебряный колокольчик, в дверях появился тот же монашек, который приходил за Иваном Ивановичем. — Созывай всех.
Заранее уведомленные и ждавшие приглашения бояре явились тотчас. Рассаживались на пристенных лавках строго на отведённом каждому месте. Ивана Ивановича владыка посадил рядом с собой по правую руку, где обычно сидели московские наместники. Теперь Яков Святославич затерялся где-то среди бояр ближе к дверям, а следом за Иваном Ивановичем сел посадник Фёдор Данилович.
Когда все угнездились, архиепископ Василий поднялся во весь рост, взнял руки, отчего чуть поднялись вверх крылья мантии, благословил совет:
— Благодать и мир да пребудут с вами, мужи новгородские! Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа!
— Аминь! — поднялся под своды согласный ответ мужей новгородских, славных своим богатством и вотчинными владениями.
Владыка огладил сивую, цвета тереблёного льна бороду, сообщил горестно:
— Магнусу Ерихсону удалось овладеть нашей крепостью Орешек.
— А что с Авраамом и Козьмой Твердиславичем? — спросил посадник. — Совсем от них ни слуху ни духу.
— Есть, — мрачно ответил Василий. — Есть слух... Всех послов наших шведы пленили. Всех ижорян, как и попавших в их руки русских людей, шведы крестят в свою веру, насильно стригут им бороды.
Ещё более горший вздох прошёлся по палате, беспокойно зашевелились мужи.
— Неуж попустит Господь?
— Доколе терпеть будем?
Уж не одно поколение новгородцев произносит это горестное восклицание: «Доколе?» Соседство с рыцарями Ливонского ордена меченосцев[8] и католической Швецией издавна уж угрожает Новгороду иноземным вторжением под знамёнами Католической Церкви. Русь изнемогала в борьбе с Ордой, а католические земли под властью Папы Римского были на вершине своего богатства и могущества. Святейший престол всё пристальнее обращал свой взор на восток, уже не раз и не два папские легаты являлись на Русь с требованием принять латинство и подчинить Русскую Церковь Риму. Все их требования русские князья отвергали, и тогда немецкое и шведское рыцарство с благословения Папы, заранее отпускавшего воинам все их будущие грехи, собирало крестовые походы, огнём и мечом насаждало свою веру. Великий князь Александр Ярославич Невский надолго отбил им охоту ходить на Русскую землю, но вот теперь оказать услугу Римскому Папе вызвался сам шведский король Магнус, человек, по отзывам знавших его, надменный и пустой. Чтобы наверняка прославиться благочестивым подвигом крестового похода на язычников, как именовались в папских буллах
