[7]. Узнал по посадничей золотой гривне на груди Фёдора Даниловича, московского наместника князя Якова Святославича, оставленного здесь Семёном. Но ни на верхнем вечевом помосте, ни на тех степенях, где располагались владычные бояре, купцы и старые посадники, не видно тысяцкого Авраама и, что больше всего обескураживало, владыки Василия.
Вдруг, словно прорвавшим запруду течением, всех понесло к каменной башне перед Великим мостом. Даже и Алексей Хвост не мог уж управлять своим продвижением. Часть толпы узеньким потоком втягивалась в каменный проем, основная же людская масса, разделённая надвое, растекалась по берегу вдоль реки перед невысокой каменной оградой.
Солнце клонилось к закату. Огромное, ярко-багровое, оно замерло над тяжёлыми шеломами Святой Софии. Солнечный свет падал на тёмную неспокойную воду Волхова и, дробно отражаясь в его волнах, слепил тех, кто оказался справа от въездной башни. Иван Иванович прикрыл глаза козырьком ладони, пытаясь понять, что творится на мосту.
— Сцас бросят на поток, в Волхов, — сказал кто-то стоявший сзади. Иван Иванович не оглянулся, продолжал напряжённо вглядываться.
Через мостовой облокотник высотой в пояс взлетел, раскидывая в воздухе руки и ноги, человек. Видно, он сопротивлялся тем, кто его сбрасывал: один красный сафьяновый сапог свалился у него с ноги и повис на одной из клетей — опущенных в воду срубах с камнями, — а меховой колпак с ярко-красной тульёй, напротив, подскочил вверх.
— Нет! Нет!! Нет!!! — Истошный крик казнимого разлетелся по всей округе над враз онемевшими вечевиками-новгородцами, собравшимися и здесь, на Торговой стороне, и на противоположном берегу, Софийском.
Тёмная вода Волхова возмущённо брызнула тысячью солнечных брызг и сомкнулась над упавшим в неё человеком. Ярко-красный колпак завертелся на воде. Все взгляды были обращены на него, все ждали, что приговор веча ещё, может быть, не исполнился до конца, что мучения осуждённого не окончились, но он не вынырнул ни разу.
Народ стал исчезать с площади бесшумно и незаметно, растекаться по всем пяти мощённым кругляком и тесовинами улицам от Детинца прочь — на Словну, на Неревский и Людин концы, на концы Плотников, Чудинцев, Гончаров.
Иван Иванович с Алексеем Петровичем и кметями пересекли полупустынную площадь напрямую к помосту. Со степеней спускалась новгородская знать — боярство, купцы, уличанские старосты. Посадник признал москвичей ещё на подходе, громко приветствовал:
