— Мам, а давай мороженого! — предложил Вадька.
— С ума сошел? — окончательно обозлилась Машка. — Снег на дворе, какое мороженое?! Опять болеть?
— Мы же не на улице, — резонно ответил Вадька, а я снова непедагогично фыркнула, за что тут же огребла пинок по голени под столом.
— Предлагаю по пирожному, — возвестила я, пытаясь хоть как-то реабилитироваться. Идея всем понравилась, и через пару минут мы увлеченно пробовали сладости из чашек друг друга.
— Нин, ты как вообще? — неожиданно спросила Машка, а я неопределенно пожала плечами.
— Да нормально, в общем-то. Как будто. Непривычно очень, — выпалила я, наконец.
— Ну да, — кивнула подруга, облизывая ложку. — Как еще-то. Вы пять лет женаты были, до этого почти три года встречались, итого восемь лет.
— Ужас какой, — пробормотала я, расстраиваясь. — Это в следующем году будет десять лет, как я школу закончила, вот страх-то!
— А в чем страх-то, Нинусь?
— Да в том, — с досадой сказала я, — что я за эти десять лет ничего не добилась, не достигла, не повидала…
— Себя не показала, — весело подсказала Машка, и я злобно на нее уставилась. — Ерунду не городи, Нина.
— Жизнь у меня ерунда, — пробормотала я.
— Жизнь слишком странная и загадочная штука, чтобы ее можно было измерить количеством побед, или поражений, увиденных или неувиденных мест, или не показанных мест…
— Маша! Я только о том, что я как была десять лет назад… никем, так этим же никем и осталась.
— Мда, — протянула подруга и подперла щеку ладонью, и с тоской обвела зал взглядом. — Тяжелый случай с нашей коровой.
— Ну тебя, — пришла я в крайнее раздражение. — У меня даже ребенка нет.
— Не торопись, — серьезно посоветовала Машка. — И поверь мне, ребенок — не панацея от депрессии. Прости меня. Я больше не буду спрашивать, как ты.
— Да при чем тут…
— При том, что я дура и тебе душу разбередила. И вообще, мы сто раз уже все обсудили, обжевали, пережевали, пережили…
— С этим я вполне справляюсь сама, в плане разбередить душу и все такое, — заверила я подругу, возвращаясь к нормальному расположению духа. — Осталось ответить самой себе на один вопрос, и можно смело шагать в будущее.
— Боюсь даже спрашивать, что это за вопрос такой, — пробормотала подруга, одевая сына.
— Вопрос, Маня, простой до безобразия. Все случилось так, как случилось, потому что я плохая, или потому что он козел.
— Он мудак, — авторитетно заявила Машка. — И никогда мне не нравился.
— А вопрос, если копнуть глубже, звучит так: «как проще — обвинить во всем его, но и признать, что за восемь лет не разглядела истинную суть человека и бездарно просрала лучшие годы. Или же признать за собой вину и ступить на путь самопознания и самосовершенствования.»
