Шрамы и песни | страница 12
Выйдя из подсобки, я отправился на сцену. Тело должно бы быть удовлетворено, расслаблено, чего никогда не происходило после девушек. Изнутри все скручивало, и мне хотелось сходить исповедоваться. Вот она, самая смешная мысль.
Как обычно, чей-то черный кружевной лифчик прилетел мне в руки. Девочки бросали мне так много всякой хрени, что я мог бы открыть магазин белья. И разбогател бы.
И, как и раньше, прежде чем выступать, я присматривался к публике в поисках чего-то, сам не знаю чего. Я просто знал, что где-то там что-то есть, и однажды я это отыщу и вернусь домой. Вернусь и увижу ее.
Я схватил микрофон. Перед глазами предстала Села, как она выглядела, когда я пел. Прошло много времени с тех пор, как мы виделись, ее образ слабый и размытый, и я боялся, что скоро не смогу вспомнить ее красоту.
Я начал выступление с медленной песни, которая так напоминала о ней. Тело трясло от одного воспоминания, как мы держались за руки, но это было так давно, и я знал, что больше никогда ее не увижу. Она мертва. И сейчас были лишь десятки пустышек, в которых я запихивал свой член, пытаясь забыть о ней. И спал с каждой проклятой девушкой, чтобы стереть ее из памяти. Любой девушкой: высокой, низкой, блондинкой, рыжей — любой, не похожей на мою Селу. От них требовалось лишь улыбнуться.
Остаток песни прошел туманно, публика сияла, излучая энергетику; отчего казалось, что у меня еще остались крылья и я могу воспарить над всеми.
Меня захватила музыка, и все мысли о ней я отправил в дальний ящик. Я глубоко их запрятал, чтобы не вспоминать остаток ночи. Мне уже не вернуться. Не вернуть крылья, и уж точно не увидеть ее. То время ушло, завершилось, испарилось. В этом мире для меня не осталось ни любви, ни надежды.
Именно тогда, выдергивая меня из размышлений, посреди танцпола раздались потрясающие звуки драки. Со сцены было отлично видно: полеты кулаков, отличные удары с разворота и невероятное сальто назад. Наконец я что-то ощутил. Тело наполнила необузданность и ярость. Как же я скучал по сладкому безумию от выплескивания гнева Божьего.
В этот момент я увидел ее.
Софиты темно-синими бликами играли на ее длинных, блестящих, черных как смоль волосах. В руках удивительного цвета молочной слоновой кости она пыталась удержать два напитка. Лицо ее было спрятано за завесой темных волос, и я готов был пожертвовать членом, настолько я был заинтригован, чтобы рассмотреть ее лицо. Нахлынувшая от драки ярость медленно переросла в плотский голод. Сердце в груди забилось ускоренно и хаотично.