Боравик сглотнул.
— Это была полностью её идея. Мне бы такое даже и в голову не могло прийти.
— Будь ты проклят! — прорычал Барерис. — Просто расскажи мне, или я своим голосом вышибу глаза из твоей башки!
— Хорошо. Мы… мы задолжали. Много. Плохим людям.
— Ты имеешь в виду — ты задолжал.
Это было просто невероятно. Боравик был умелым гончаром, по крайней мере, когда-то. Ему ничего не мешало наслаждаться мирной и обеспеченной жизнью, но, когда его жена умерла, рожая Раля, и стало окончательно понятно, что ребенок слабоумен, он запил; а когда он пил, он играл.
— Иди своей дорогой, — произнес Боравик с мрачными нотками в голосе. Чтобы посмотреть на реакцию Барериса, он слабо дернулся, а затем неуклюже встал на ноги. — Ну я делал долги, но банда Белого Ворона собиралась избить нас всех до полусмерти, если я не заплачу. Ты помнишь, что они за типы.
— Продолжай.
— Ну, ты же знаешь Раля, работать он не может. Я-то могу, да кто ж меня теперь наймет. Таммит имела работу, но, с её платой подмастерья, денег было все равно недостаточно. Время истекало, и тогда она решила, что, чтобы спасти нас всех, она должна… продать себя.
— И ты с этим согласился. Ты позволил собственной дочери попасть в рабство.
— И как мне было остановить её, если никто из нас не мог придумать другого выхода? Может, в итоге для неё все не так уж и плохо сложится. Она хороший гончар. Хороша как мастер, пусть не проработала достаточно долго, чтобы заслужить свой медальон. Кто бы её ни купил, он точно получит выгоду от её умений, — или её красоты, подумал юноша и постарался выкинуть из головы те образы, что рисовало ему воображение. — Может, её хозяин даже позволит ей оставлять себе какую-то долю денег, которые она будет для него зарабатывать. Может, через какое-то время она сможет даже выкупить свою свободу…
— Довольно этого лепета! Будь ты проклят, я же дал клятву вернуться домой с достаточным количеством денег, чтобы обеспечить Таммит всем, чего бы она ни пожелала.
— Откуда нам было знать, что это произойдет в этом месяце или даже в этом году? Откуда нам было знать, что ты вообще жив и ещё питаешь к ней какие-то чувства?
— Я… понятия не имею, в любом случае, это неважно. Когда Таммит продала себя?
— Десять дней назад.
Десять дней! Барериса с ума сводила мысль, что, если бы он решил расстаться со своими товарищами чуть раньше, то смог бы попасть на другой корабль и, возможно, прибыть вовремя, чтобы предотвратить случившееся.
